Новая формула Путина. Основы этической политики - читать онлайн книгу. Автор: Александр Дугин cтр.№ 23

Он вернулся. Негодование либералов пятой колонны, агентов влияния. Тысячи, десятки тысяч людей выходят на площади, визжат «сети», скрипят блогеры, все недовольные: «Либерализм, свобода, Запад!». Снова здоро́во, перестройка! Все это на сегодняшний момент сходит на ноль: уже от десятков и сотен тысяч остаются единицы.

А Путин продолжает свое.

Например, «список Магнитского» — попытка надавить на Россию на том основании, что у нас правосудие якобы недостаточно справедливое. Поэтому над нами надо ввести внешнее управление. Это говорят нам люди, которые содержат тюрьму в Гуантанамо, где пытают. Пытки разрешены официально — двойные стандарты. Я не говорю, что в Америке все плохо. Наверное, в Америке, скорее всего, все очень хорошо.

Но это не их дело, каково у нас. У нас так, как следует в России, а у них — как в Америке. И на это мы отвечаем в Думе «списком Яковлева» — мальчика (российского малыша), которого оставили гореть живьем американские родители, а другого они разделили и продали на органы. То есть это, конечно, очень гуманная цивилизация — ничего нельзя сказать. И у нас есть проблемы, и у них есть проблемы. Эти — на органы приняли, кого-то съели, своих детей расстреляли. У нас есть множество проблем. Не в этом дело.

Дело в том, что либо мы суверенные с геополитической точки зрения, либо нет. Либо есть однополярный момент, либо система принятия решений иная.

Так вот, путинское правление (на чем мы практически заканчиваем геополитический анализ русской истории) — это начало реверсивного движения. Реверсивного по отношению к горбачевско-ельцинскому геополитическому тренду.

Путинское правление снова связано с восстановлением тех социологических парадигм, которые в русской истории сопряжены с укреплением нашего территориального влияния:

• с авторитарными тенденциями укрепления вертикали власти,

• с общенародной риторикой

• и с антиолигархической (антиэлитной, если угодно) ориентацией Путина.

Он ориентирован на народ, на простых людей и на укрепление вертикали власти. А олигархия ориентирована строго против народа, против Путина, на внешнее управление. Приблизительно эта схема в русской истории повторяется всегда и сопрягается с циклом территориального расширения, территориального сужения.

Можно представить изменение территории России (в истории) как систолы и диастолы — две формы биологического движения сердца: сердце сжимается и расширяется. Так — наша территория. При этом русское сердце растет, сжимается, а потом всякий раз становится больше.

И вот в последний этап русской диастолы, когда наше сердце разжималось, это уже было полмира. При Советском Союзе русское сердце разжалось так, что уже просто, действительно, где-то около половины человечества находилось в социалистической системе: территориально, социально и так далее. Сейчас опять систола — опять сжались.

Но вот что интересно? Пиком сжатия русского сердца на последнем историческом (геополитическом) этапе были 90-е годы. Мы сжались при Ельцине до предела и с социологической точки зрения, и с территориальной точки зрения, и с цивилизационной, и с геостратегической. И если мы таким вот историческим образом посмотрим по геополитическому модулю, возьмем правление Путина, то есть правление, к которому мы сегодня принадлежим, в котором мы живем, мы увидим, что русское сердце начинает разжиматься. Что мы находимся в первой, может быть, только едва нащупываемой стадии его нового расширения. И параллельно все больше и больше фактов и деталей указывает на это. Например, Евразийский Союз.

Создание Евразийского Союза — это идея заново реинтегрировать постсоветское пространство, не что иное, как проект разжимания русского сердца на новом этапе. Под какой идеологией он идет, что он ставит перед собой (какие задачи) — мы пока не знаем. Реализуется он или не реализуется — тоже покажет время. Но мы видим геополитический тренд, мы видим геополитический вектор путинской истории, который на самом деле направлен к разжиманию русского сердца. Соответственно, это вполне можно назвать реваншем теллурократии, превращением однополярного момента в эфемерный эпизод.

Есть понятия «проиграть войну» и «проиграть сражение» (о немцах говорят). Немцы всегда выигрывают все сражения и проигрывают все войны. При этом они все время, наверное, рапортуют. Представляете сводки: выиграли, выиграли, выиграли (сражения). А война? А войну проиграли.

Чем является однополярный момент? Победой в Войне континентов или выигрышем в сражении? То, что сражение в 80-90-е годы талассократия (Sea Power, морское могущество), западный мир, американско-английская, европейская, западная цивилизация выиграла — в этом нет сомнения. Она выиграла сражение, это такой же факт, который никто не может отрицать, как наступление Гитлера, подход немцев к Москве или взятие Москвы Наполеоном, а также взятие Кремля поляками.

То, что мы потеряли в 80—90-е годы, — это колоссальные потери, сопоставимые с потерями в великих войнах, если не больше.

Это потери, это проигрыш:

• проигрыш территориальный,

• проигрыш социальный,

• проигрыш моральный,

• проигрыш от установления внешней системы управления в самой России.

Это факты.

Поэтому нельзя легко относиться к этому и говорить, что ничего не произошло. Мы проиграли сражение, мы потерпели колоссальное поражение в одном из сражений.

Но вопрос в том, можно ли признать это проигрышем в войне. И те, кто здесь представляет западные структуры влияния или либерализм, так и хотят: они хотят интерпретировать проигрыш (безусловно, это проигрыш сражения), как проигрыш войны. Они предлагают сдаться.

И есть силы, которые считают, что, несмотря на проигранное сражение, война не закончена. Тогда однополярный момент является временным, и мы можем выиграть другую битву другими средствами в другом направлении. Вот с этим связано такое явление, как многополярный мир — геополитика многополярного мира, выраженная, например, в таком явлении, как БРИКС, когда вместо однополярной модели предлагается, например, четырехполярная модель или несколькополярная модель.

В частности, такие страны, как Китай, принципиально не согласны с тем, чтобы существовал один центр принятия глобальных решений. И китайский миллиард, и китайская экономика, которая, ловко манипулируя в своих национальных интересах как социалистическими, так и капиталистическими моделями, стала ведущей экономикой мира. При этом Китай сохранил и укрепил свой суверенитет. Он, интегрируясь в мировую экономику, сохранял контроль над собой — это самое принципиальное, то, что теряют все остальные, когда интегрируются. Китай вступил в ВТО для того, чтобы использовать ВТО в своих китайских интересах. Это высшая форма экономического, политического, цивилизационного национализма, который использует идеологию в интересах Китая, не наоборот. Идеология, экономика и политика — все в интересах Китая. И вот все, что укрепляет Китай, китайцы принимают, а все, что его ослабляет, они отбрасывают безжалостно.