Нелегал из Кенигсберга - читать онлайн книгу. Автор: Николай Черкашин cтр.№ 48

Сандалов еще не знал, что эта дивизия уже не его, что несколько часов назад в Минске было принято решение о переподчинении 49-й дивизии штабу 10-й армии, как не знали об этом и в штабе самой 10-й армии, поскольку связи с Минском не было. Таким образом, 49-я стрелковая дивизия оказалась предоставлена сама себе. Только через двое суток полковнику Васильеву удалось связаться с командиром 13-го механизированного корпуса генералом Ахлюстиным. А пока, по великому счастью, на помощь стрелковой дивизии шли танки лучшей в 4-й армии 3-й дивизии, которой командовал полковник Богданов.

Тридцатая дивизия выдвигалась из Пружан двумя танковыми полками (в общей сложности 120 машин) и двумя батальонами мотострелкового полка. На километровом удалении поспевали за танками мотострелки на грузовиках, к которым были прицеплены орудия полковой артиллерии. Несколько ЗИСов тащили и дивизионные пушки, к которым удалось найти снаряды. Остальные части — артполк (без снарядов) и «безлошадные» мотострелки остались в военном городке на окраине Пружан. По счастью, оба танковых полка в роковую субботу ночевали на лесу — юго-западнее местечка, и потому были подняты по тревоге без потерь. Потери начались на марше — по пути к селу Поддубно. Немецкие самолеты атаковали неприкрытые с неба колонны. Огненные трассы легко прошивали сантиметровую броню башенных крыш и моторных отделений. Машины вспыхивали то тут, то там; редко кому из танкистов удавалось выпрыгнуть из них. Идущие следом танки сталкивали своих злосчастных собратьев на обочины, в кюветы и продолжали путь на запад. Т-26 были совершенно беззащитны против стальных коршунов; те расклевывали их, как курят, — в темечко. От горького отчаяния один из командиров высунулся из люка и стал стрелять в пикирующие бомбардировщики из пистолета.

Налеты заканчивались так же быстро, как и начинались. Это было жестокое избиение тихоходных наземных машин быстролетными воздушными.

Оставив на шоссе Пружаны — Высокое около трех десятков машин, остальные девяносто продолжали свой путь. В одиннадцать часов две колонны под командованием комдива полковника Богданова прошли Поддубное батальонными колоннами и вышли на перекресток чуть севернее села Пелище. Навстречу им мчались танки Гудериана, только что прорвавшие утлую оборону правого фланга 4-й армии — 49-й стрелковой дивизии. Они захватили городок Видомль с его кратчайшей дорогой на Брест и теперь рвались завершить охват города с севера. Это были передовые части 17-го моторизованного корпуса вермахта — авангарды 17-й и 18-й дивизий.

Волею судьбы они сошлись на двухкилометровом дефиле близ села Пелищи. И те, и другие, несмотря на мотоциклетную разведку, выскочили из леса неожиданно друг для друга. За кормой германских танков осталось урочище Зеленая горка, за кормой наших — урочище Вузка. Между ними лежал клеверный луг и овсяное поле, перехлестнутые крест-накрест дорогами с севера на юг и с востока на запад — из Каменца в Жабинку, и из Пружан в Высокое. На перекрестке стоял большой придорожный крест, срубленный лет сто назад из местной сосны с потемневшим медным распятием. Христос в терновом венце печально взирал на начинающуюся битву.

Из походных колонн танки сходу перестраивались в боевые порядки. Сандалов сразу же отметил, что богдановские танки развертывались грамотно — как на учениях — «елочкой»: четные машины уходили от головной — вправо, нечетные — влево. При всех этих маневрах башни смотрели в сторону противника и вели огонь — одни с ходу, другие — с коротких остановок.

Немецкие «панцеры» — их угловато-коробчатые контуры резали глаз непривычными очертаниями — съезжали на поле уступом вперед, повторяя клин классической тевтонской «свиньи». Наши Т-26 уходили от дороги уступом вправо, пытаясь развернуться потом в строй фронта.

Встречный бой начали головные машины, обменявшись поспешными неточными выстрелами. И тут же, будто бы по их сигналу загрохотала пушечная пальба. Били с дистанции пистолетного выстрела, били почти без промаха. Сандалов горестно охнул: башня головного танка вдруг слетела в сторону и подпрыгнула на ухабе, словно большая кастрюля с длинной ручкой. Обезглавленный Т-26 тут же окутался дымом. Оставалось только догадываться, что стало с экипажем, если в самой башне находилось два человека — командир и наводчик.

Этот печальный эпизод занял всего несколько секунд, и внимание полковника тут же переключилось на еще два загоревшихся танка — один наш, другой немецкий.

«Два-один в пользу немцев», — непроизвольно отметил Сандалов и тут же радостно скорректировал счет: «Два-два!» Посреди луга, взрытого гусеницами, полыхнул еще один немецкий танк.

Бой разгорался с каждой минутой. Броня шла на броню, броня крушила броню, остроклювая сталь прошивала борта и башни, рвала гусеницы, воспламеняла моторы… Одни машины кружили волчком, разматывая сбитую гусеницу; другие лезли на таран; третьи полыхали бензиновыми кострами, пока взрыв боекомплекта не раскрывал их, словно лопнувшие бутоны; четвертые били с коротких остановок по своим бронированным дуэлянтам и снова ползли вперед, тесня противника, выискивая-вынюхивая стальными хоботами жертву. Со стороны все это походило на схватку доисторических ящеров, каких-нибудь бронтозавров с тираннозаврами. Но эта была война машин, уже предсказанная фантастами. Правда, в машинах сидели живые люди, и, порой они выскакивали из объятых пламенем стальных коробок — обожженные, окровавленные, ожесточенные. Их косили из курсовых пулеметов. Черные фигурки танкистов хорошо были видны на ярко-зеленом ковре клевера. Ползком и перебежками, ковыляя и падая, они пытались покинуть это грохочущее поле смерти, изрытое воронками, истерзанное клыками гусениц…

Во встречном бою не бывает «ничьей». Наступательный порыв богдановских танков был сильнее, противник уже стал пятиться к спасительному леску, как в небе замелькали «юнкерсы». Они заходили на танки почти в отвесном пике. Одна из бомб угодила в командирский Т-26 с поручневой антенной вокруг башни. Чудовищная сила сорвала всю верхнюю часть корпуса вместе с недооторванной башней, и легко, словно картонку, зияющую прорезями и отверстиями, забросила на сосну; та согнулась под невыносимой тяжестью, но не сломалась.

— Эк его, сердешного! — горестно вскрикнул старлей, стоявший рядом в люке заряжающего. На глаза Хромова навернулись слезы.

В тучах дыма и пыли смешались все боевые порядки, и классический поначалу встречный танковый бой превратился в сплошное побоище. Пылала добрая дюжина машин и с той, и с этой стороны, и уже не понять было, кто горит: черный жирный дым скрывал и кресты на бортах, и звезды на башнях.

Удар с неба приостановил натиск 30-й дивизии, темп наступления резко упал. Машины замешкались, некоторые стали разворачиваться, подставляя борта под бронебойные снаряды. Минута, другая и краснозвездная лавина — или то, что от нее осталось — рассеется по полю на верную погибель. Сандалов захрустел костяшками пальцев. Но коварная военная Фортуна враз переиграла ситуацию. Самолеты улетели, а к перекрестку подоспел второй полк богдановской дивизии. Он был полон сил и наступательного задора, и его машины сразу же включились в бой. Немецкие командиры мгновенно оценили новый расклад и дали в эфир команду на отход. Огрызаясь из повернутых на корму башен, немецкие танки быстро втянулись в лесное шоссе, и пошли на запад — на Видомль. На поле боя остались около девяноста пробитых, раскроенных, горящих машин — немецких и советских — да круто покосившийся крест придорожного распятия.