Нелегал из Кенигсберга - читать онлайн книгу. Автор: Николай Черкашин cтр.№ 37

В этот безмятежный для Лобова и многих других летний вечер в Бресте и в его окрестностях произошло множество странных и тревожных событий. На берегу Буга в селе Деревня-Боярская вдруг загорелась одиноко стоящая хата. Пограничники 11-й заставы занесли это событие в журнал наблюдений и усилили наряды. А через час на другом — германском — берегу Буга тоже загорелся дом.

Такая же история повторилась чуть позже за рекой Мухавец в деревне Пугачево. Там вспыхнула ближайшая к границе хата, стоявшая к тому же на возвышении. Ее соломенная крыша пылала как факел, видный на десять верст вокруг. Через полчаса на германском берегу Буга тоже вспыхнул дом. Командир 22-й танковой дивизии, стоявшей в Южном городке Бреста, генерал-майор Пуганов тут же позвонил в штаб армии и доложил полковнику Сандалову о странных, почти синхронных пожарах. Сандалов тотчас же заглянул в кабинет командарма и сообщил Коробову.

— И что это может быть? — спросил тот, как будто начальник штаба приготовил точный ответ.

— Похоже на сигнализацию, — пожал плечами Сандалов.

— От кого и кому? Много ли можно сообщить по такому каналу связи?

— У казаков и у древних греков был свой телеграфный язык из зажженных костров.

— У нас в полосе завелись древние греки? — усмехнулся Коробов. Но тут ему стало не до смеха. В кабинете стало темно. Свет погас во всем штабе 4-й армии. Дежурные по отделам чиркали спичками, зажигали керосиновые лампы. Коробов выглянул в окно: свет погас во всем Кобрине.

— Вот дела… Похоже на вредительство, если не сказать хуже.

Сандалов поднес огонек спички к желтому фитильку, накрыл его стеклянным колпаком.

Несмотря на поздний час в штабе армии собрались все начальники отделов, все замы по родам войск.

Гнетущую тишину взрезал звонок из Минска.

— Будьте готовы принять важную директиву, — строго предупредила трубка.

Но как принимать важный документ без пропавшего электричества, а значит, без линии связи никто не знал. На столе командующего горели три керосиновые лампы, которые едва развеивали ночной мрак в кабинете и которые вместе со скудным желтым светом излучали смутную тревогу.

В Бресте тоже погас свет, и дежурный по гарнизону принял по телефону чье-то паническое сообщение, что взорвана городская электростанция.

А в полночь, на Западном острове Крепости, в вольерах погранзаставы завыли овчарки. Завыли так, как обычно голосят все собаки в предчувствии близкой смерти хозяина или своей гибели. И ведь не обманывало их древнее собачье чутье, как не обманывало и лошадей, коротавших самую короткую ночь года на коновязях Северного острова. Артиллерийские битюги тревожно вскидывали головы, смотрели в небо, откуда скоро обрушится на них гибель, без нужды били копытами, беспричинно ржали, встряхивали расчесанными гривами… И некоторые люди тоже ощущали смутную тревогу в ту ночь, но подавляли ее усилием воли. Под самое утро забылись во сне даже самые чуткие и тревожные…

* * *

Тряхануло так, что Лобова сбросило с койки на пол. А через секунду с треском и звоном вылетела оконная рама, осыпав всех стеклянной крошкой и мелкими осколками.

Первая мысль: «Вот, дураки, артиллеристы ошиблись…» А может, землетрясение? Гроза? Такая сильная? Учения?..

Пока ошеломленный мозг перебирал варианты, финансист уже натягивал шаровары, вытряхивая из них стеклянные осколочки.

— Ну, вот и дождались, в мать, душу растак! — матерился Куроедов. — Подъем, политрук! Началось!

И тут дошло наконец: «Да это же немцы! Провокация! Вот повезло: отсниму такие кадры! Как по заказу — репортаж на первую полосу. Еще и «Красная звезда» перепечатает, а то и сама «Правда». Надо снимать немедленно!»

Сергей встряхнул засыпанную осколками оконного стекла гимнастерку. Из пустого оконного проема тянуло резкой химической гарью, которую все еще перебивал аромат жасмина. Но вскоре все забила густая кирпичная пыль. Ни о чем не думая, он быстро натягивал сапоги, не забыв вытряхнуть из них вездесущую стеклянную крошку. В коридоре кто-то орал «Рота в ружье!», кто-то истошно выл от нестерпимой боли. Где-то близко ударила пушка — гулко и жарко встрепенулся воздух.

Стрельба то разгоралась огненной россыпью, то затихала до редких одиночных выстрелов, И снова переходила в бешеную беспорядочную трескотню.

С фотоаппаратом на груди и с наганом в руке Лобов выскочил из казармы в грохот, в трескучую пальбу, в удушливый дым и густую кирпичную пыль. Посвистывали пули, но откуда они прилетали, понять было нельзя. А вот истошное конское ржанье неслось явно с Кобринского укрепления, где располагались коновязи артиллерийских битюгов. Перепуганные и раненые кони рвались с постромок, оглашая все вокруг душераздирающим предсмертным визгом.

В предутренней мгле, в пылевой завесе мелькали в клубах дыма полуодетые бойцы — кто в майках, кто в нательных рубахах, кто в гимнастерках… С оружием и без они бежали к выходу из цитадели — к призывно белеющим Трехарочным воротам. Сергей бросился в общий поток, выискивая сюжеты для снимков. Но снимать было нечего. Толпа бегущих полураздетых и большей частью безоружных красноармейцев никак не годилась для первополосного репортажа. Тем не менее, обернувшись и увидев волну мчащихся бойцов, он, не выпуская нагана из руки, сделал несколько снимков, выцеливая в кадры тех, кто бежал с винтовками. Поодаль рванул снаряд, и взрывной волной выбило из рук камеру, а самого фотографа швырнуло наземь. По счастью, ремешок «лейки» был накинут на шею, и далеко она не улетела, зато ударная волна саданула Лобова о груду битых кирпичей пребольно. Сергей с трудом поднялся и, прихрамывая, побежал дальше — к Трехарочным воротам. Все три их и без того нешироких прохода были плотно забиты людьми. Казалось, все живое пыталось выскочить из огненного кольца горящей цитадели, но легче было протащить трех верблюдов через три игольных ушка, чем эту толпу, обезумевших от внезапно налетевшей смерти, пропустить через арки массивных кирпичных ворот. Через них пытались проскочить перемешанные в одну орду стрелковые роты, артиллерийские дивизионы, бойцы разведбата, связисты, конвойщики, шофера автобата, хозяйственники и прочий военный люд — все, кого застигла в Крепости роковая ночь. Любой немецкий снаряд, любая мина без промаха находили свои жертвы. Осколки и пули впивались в спины, в плечи, головы, и мертвые мешали бежать живым. Вопили раненые, еще не потерявшие сознания от немыслимой боли, отчаянно матерились застрявшие в проходах, прижатые к стенам натиском толпы. Сергей видел, как у бежавшего впереди него старшины вдруг облилась кровью лысая голова, и он рухнул прямо ему под ноги. Лобов, споткнулся, присел и кто-то уже навалился на него сзади и, возможно, тем самым спас ему жизнь, сам о том уже не ведая, ибо принял между лопатками увесистый стальной осколок, летевший явно в Сергея. Лобов сбросил с себя тяжелое мертвеющее тело и отполз в сторону. Инстинкт самосохранения повелел ему держаться подальше от этого гиблого места, от этих ворот смерти, и он пополз влево — в сторону дымящей казармы цитадельного кольца. Ползком, ползком, а то и короткими перебежками добрался он до кирпичных стен, уже изрядно «исклеванных» осколками и пулями.