— И как скоро надо выезжать? — спросил Лунь, едва ворочая одеревеневшим языком.
— Вот ответ настоящего офицера! — похлопал его по плечу шеф. — Да хоть завтра! Я буду лично прикрывать ваш отъезд до самой границы.
— Спасибо. Но мне надо немного времени, чтобы завершить дела. Законсервировать свою агентуру. Подготовить здешнее окружение…
— Сколько вам нужно?
— Дней пять как минимум.
— Постарайтесь уложиться в три дня. В Центре не любят ждать, сами понимаете… Ну, давайте за вашу звезду! Пусть она будет для вас и счастливой, и путеводной!
Оба пропустили по глотку божественного напитка. «Когда я теперь еще попробую такую вещь? — с привычной грустью подумал Лунь. — На Лубянке вряд ли поднесут…»
— Вы, кажется, не рады своим переменам? — испытывающе вперил в него взгляд Петер.
— Всегда тревожно начинать все заново. Я здесь врос в обстановку. Стал настоящим кёнигбюргером. И вдруг такой поворот. А вдруг не справлюсь?
— Справитесь. Мы в вас верим!
— Кстати, а как там Орлан на новом месте?
— С ним все в порядке.
— Он ничего мне не передавал? На словах?
— Нет. Мы с ним почти не виделись…
Глаза Петера снова скользнули по «Острову мертвых»:
— Мрачноватая вещица! Говорят, подлинник висит в кабинете фюрера?
— Смотря что считать подлинником. Бёклин сделал семь авторских повторений.
— О, я смотрю вы стали настоящим искусствоведом.
— В штатском, — уточнил Лунь, и оба снова широко улыбнулись. Новоиспеченный майор долил рюмки: «А может быть, не так все страшно? Может быть, и в самом деле уйду на повышение? Не зря же звание присвоили?»
— Кстати, в кабинете у Владимира Ильича Ленина эта картина появилась намного раньше! — заметил Лунь, рассматривая «Остров мертвых», как будто видел его впервые.
— Вот как?! Не знал! — удивился гость.
— Считают, что в этой картине Бёклин выразил предчувствие мировой войны. Хотя написал он ее лет за двадцать до начала всеобщей бойни. — Лунь сделал многозначительную паузу и тут же попытался застать врасплох своего собеседника: — А Клара остается здесь?
— Да.
— Тогда надо будет объяснить соседям мое исчезновение. Мы поссорились? Разошлись? Развелись?
Петер несколько замешкался:
— Да, что-нибудь в этом роде… Но это уже не ваши заботы. Ваша забота — побыстрее собраться и появиться на вокзале в тот день и час, когда я скажу. Мы едем поездом. На вас заготовлены новые документы. Вы пересекаете границу как коммерсант из Киля Отто Крайзер. Документы в полном порядке. Не волнуйтесь. Кстати, пригласите Клару, мне надо тоже с ней поговорить.
Но Клара оказалась легкой на помине: в амбюшуре переговорной трубы раздался ее голос:
— Уго, тебя к телефону! Молодая дама!
Петер подмигнул — бери быстрее трубку! Лунь поднялся в торговый зал. Он был готов услышать кого угодно, но только не Вейгу. Но это была она!
— Как вы добрались тогда до Кёнигсберга?
— Спасибо. К сожалению, без приключений.
— Ну, тогда я привезу вам их из Клайпеды. Завтра приезжаю по делам в Каралявичюс. Вы обещали показать город.
Все немецкие города она называла по-литовски. Смелая женщина!
— Да, обещал… — замешкался Лунь. — Но дело в том, что и я уезжаю. И, к сожалению, надолго. Сборы в дорогу…
— Жаль. Искренне жаль…
В ее голосе прозвучало непритворное сожаление.
— А впрочем, я найду время, чтобы показать вам Кёниг, столицу марципанов! Где и во сколько вас завтра найти?
— Я приезжаю утренним автобусом. Думаю, где-то около одиннадцати у железнодорожного вокзала.
— Да, да — Зюйдбанхоф! Я вас там встречу!
* * *
Перед поездкой на Зюйдбанхоф Лунь открыл сейф и достал оттуда всю месячную выручку магазина. Она была невелика, но на хороший ресторан, цветы и подарки вполне хватало.
Лучший цветочный магазин находился на Берлинерштрассе. Он долго выбирал цветы: остановился на аустомах и герберах.
В портфеле у него лежала старинная венецианская плакетка с изображением наложенных друг на друга масок Баута (это он, Лунь, лицедей) и Венецианской Дамы (это Вейга) — так надо было понимать эту символику.
Лунь припарковал свой «рено» на вокзальной площади так, чтобы был виден двор автобусной станции. Накрапывал дождик. Но день обещал быть погожим. Лунь не смог припомнить, когда ноябрь был таким солнечным и теплым, как этот — ноябрь 1939 года. Он включил радиоприемник — новомодную новинку века. Собственно, из-за этого приемничка он и купил весьма неновый «рено». С началом войны власти объявили о сдаче всех домашних радиоаппаратов. Но об автомобильных приемниках в распоряжении ничего не было сказано. Так что у Луня была пока возможность прослушивать эфир, хотя бы в самой ближней зоне. Правда, на взморье, где-нибудь в районе Раушена, можно было поймать и английское вещание. Вероятно, в ближайшее время объявят о мобилизации личного автотранспорта. Но это уже никак не могло волновать Луня…
Голос диктора сообщал:
«Вчера состоялась официальная церемония ввода в Литву советских войск, которая носила чисто символический характер, поскольку советские войска уже находятся в Вильно, ставшим Вильнюсом с 20 сентября нынешнего года…
Герой рейха капитан-лейтенант Гюнтер Прин, потопивший английский линкор «Ройял Оук», прибыл в Берлин для…».
Лунь не дослушал про героя рейха — прибыл мемельский автобус. И первой из него вышла Вейга. Перетянутая широким поясом в талии она походила издали на букву «Х». На голове у нее была темно-синяя шляпка в виде бабочки со сложенными крыльями. «Как же трудно быть женщиной! — подумал Лунь. — К каким ухищрениям надо прибегать, чтобы привлечь внимание нашего брата!» Впрочем, Вейга могла задержать на себе мужской взгляд даже в сером халате.
— Ваш наряд, как всегда, выше всяких восхищений! — улыбнулся ей Лунь.
— Спасибо! Главное, что это не купленное, а самой придуманное и самой сделанное.
— Слов нет!
— Ну, я же вам рассказывала — у нас швейная фирма. Я не только веду бухгалтерию, но и сама еще что-то рисую, творю… Куда мы поедем?
— Начнем аd ovo, как говорили римляне, от яйца.
— А что, Кёнигсберг построили римляне?
— Нет, основал город чешский король. Отсюда и название — Королевская гора, Кёнигсберг.
— По-польски Крулевец. По-литовски — Каралявичюс, — продолжила экскурс Вейга. — Так что же будет яйцом?
— Ну, разумеется, Домский собор.
Конечно же, знакомиться со столицей Пруссии надо было от подножия этого величественного храма. Они поспели к началу мессы. Молились за победу германского оружия над врагами. Вейга хотела уйти, но тут заиграл орган.