Жизнь за трицератопса - читать онлайн книгу. Автор: Кир Булычев cтр.№ 194

Ванда Казимировна почувствовала, что идея Ксении, рожденная в ходе их сегодняшней дискуссии, вполне плодотворна. Но теперь плоды достанутся не Савичам, а Ксении, которую раньше даже в Париж пряником нельзя было выманить!

– Поймают, разоблачат! – продолжала свое Ванда Казимировна, шагая рядом с товаркой.

А Ксения, нанеся сокрушительный удар по самолюбию Ванды, успокоилась и сказала вполне по-доброму:

– Ты не расстраивайся. Лев Христофорович у меня анализ крови взял, хочет вывести невидимое вещество, и тогда его будут в аптеках продавать.

– Чепуха! – откликнулась Ванда. – Такого вещества быть не может.

– Почему это?

– Потому, что тогда каждый террорист, любой бен Ладен сможет невидимость в аптеке купить, и наступит гибель всему человечеству.

– Это как?

– А так! Он в Кремль войдет, как к себе домой, дверь в кабинет президента ногой откроет.

– Ты что такое несешь? Замолчи сейчас же! – Ксения даже перепугалась, будто это она подвергла опасности жизнь президента нашей державы.

– То-то! – Ванда почувствовала, что взяла реванш. – Отказываешься от своих слов?

– Конечно, конечно!

Ксения была готова даже все покупки отдать Ванде. Ведь в ней жила неистребимая боязливость и нежелание связываться с властью. Но как отказаться от обсуждения самого события – ее невидимости? Тем более когда уже весь город об этом трезвонит.

Но трезвонил не только город.

Затрезвонил телефон в кабинете директора ЦРУ, то есть американского разведывательного управления, которое так гордится тем, что ему известно все – ну, может быть, за исключением того, что еще не успело случиться.

Незнакомая нам старуха, которую даже Удалов не знал в лицо, нырнула в глубокий овраг за речным техникумом и вытащила из кармана мобильник.

Движения ее стали резкими, уже сугубо мужскими, но осторожными. Слова же, тем более сказанные на английском языке, еле-еле долетали до слуха Корнелия Удалова. Но он был горд: все же выследил подозрительную старуху!

«Как обидно устроена жизнь, – подумал Удалов. – Раньше, в годы молодости, мы все верили в шпионов, выслеживали их и подозревали всех вокруг. Но тогда, как теперь стало понятно, шпионы жили только в нашем воображении, а военные тайны мы берегли для того, чтобы враги в холодной войне не догадались, как мы от них отстали. Теперь же, – продолжал размышлять Удалов, – я вижу настоящего американского шпиона, и он докладывает своему начальству о настоящем секрете. Что делать? Бежать в районную милицию, раз наш отдел ФСБ до конца месяца закрыт на учет? В милиции ведь сочувствия не дождешься! В лучшем случае отыщется шустрик, который постарается внедриться в американскую сеть, чтобы и ему что-то от щедрот противника перепало».

Но Удалов был не из тех, кто капитулирует.

– Эй! – крикнул он с обрыва. – Прекратите связь!

– Экскьюз ми, – быстро проговорил шпион в трубку, – дзере из интерфиренс. – Потом он посмотрел на Удалова и спокойно спросил: – Вы ко мне?

Удалов кивнул:

– Именно! Не вмешивайтесь в наши внутренние дела! Отстаньте, наконец!

– Это не ваше внутреннее дело, – почти без акцента ответил шпион. – Это проблема всего человечества, и вы, Корнелий Семенович, отлично об этом осведомлены.

– Я – Иванович.

– Простите, компьютер ошибся.

Шпион вскарабкался на верхушку обрыва и присел рядом с Удаловым на поваленное дерево.

– Войдите в мое положение, – начал он. – Я готовлюсь к зимней сессии в Академии языка и литературы восемнадцатого века, и вдруг – вот буквально час назад – мне приказывают из Вашингтона лететь сюда. В богом забытый городишко на краю северной тайги! Зачем? Мне сообщают: там открыли невидимость. Проверь и пресеки, но, конечно, лучше бы купить. Много не обещай – русские так мало зарабатывают, что у них каждый доллар на счету… Конечно, я не поверил про невидимость, но вертолет, зафрахтованный совершенно официально, уже ждал меня у дверей общежития. Закурить не найдется?

Шпион снял маску старухи, и под ней оказалось милое интеллигентное лицо литературоведа в очках.

– Невидимость – это моя жена, – сказал Удалов.

– Сочувствую, – вздохнул шпион. – Потому что спокойная жизнь у вас кончилась. Мы работаем оперативно, но это не значит, что ваше ФСБ не спохватится и через полчаса не увезет вашу жену в концлагерь.

– Времена не те.

– Времена всегда те. Когда речь идет о безопасности государства. Я бы на вашем месте эвакуировал жену подальше.

– У меня вся надежда на профессора Минца, – честно признал Удалов. – Это мой друг.

– Как же, как же, он у меня есть в разработке. Гений вчерашних дней, опасности для мира уже не представляет.

– Это как сказать.

– У нас свежие данные.

Удалов уже был готов сказать шпиону, что не сегодня завтра Минц выделит чистое вещество невидимости и заодно вернет Ксению в вещественное состояние, но тут спохватился. Все-таки чужой человек, еще сделает Ксюше какую-нибудь гадость! Понятно: какое им там, в США, дело до переживаний простого русского человека?

– И что вам еще сообщили из Вашингтона? – спросил Удалов, чтобы переменить тему беседы.

– Там встревожены. В любой момент этот секрет может попасть в руки террористов. Тревога в Вашингтоне была бы не так велика, если бы невидимость открыли в Швейцарии или Чехии, где существуют нормы морали.

– А у нас что, морали не существует?

– У отдельных лиц она есть, но лишь по отношению к близким. За пределами семьи мораль продается и покупается.

– Ну, это вы слишком! – обиделся Удалов. – Русский народ издавна известен своим бескорыстием, открытостью натуры, честностью и отзывчивостью.

Шпион посмотрел на Удалова так странно, что тому расхотелось продолжать, и он замолчал. А шпион заговорил:

– Ну, Удалов, даешь! Как будто из советских времен вывалился без перемен… Я помню, как в мои юные годы, на закате Советской империи, наши таможенники обычно не досматривали вашего брата, потому что знали: русские ничего дурного провезти не посмеют. Вы гордились своей невинностью, потому что с детской колыбели до гроба были перманентно напуганы. Вы отлично умели воровать внутри страны, но вовне оказывались как бы во враждебном вакууме, под микроскопом. Вы ждали провокаций и старались остаться хрустально чистыми, чтобы вас снова удостоили права съездить за рубеж и привезти оттуда шмотки или проигрыватель. Когда же удерживающие инстанции приказали долго жить, к нам кинулся непуганый народ. А непуганый русский хуже гунна. Он может пройти по миру с саблей и при этом еще посмеет кричать, что он честный, благородный и готов отдать последнюю рубашку.

Не то чтобы Удалов внутренне возражал шпиону, но слушать такое от чужестранца неприятно. В своем кругу, среди друзей-соотечественников, Корнелий Иванович мог бы выступить куда категоричнее и суровее.