Толкая перед собой сервировочный столик, в спальню почти торжественно прошествовала Лена. В отличие от Русакова, на котором из предметов одежды сейчас наличествовало одно лишь обернутое вокруг бедер банное полотенце, наготу хозяйки дома целомудренно прикрывал атласный китайский халатик с драконами. Впрочем, именно что «прикрывал» — не более того.
Подкатив столик к креслу, мягко ступая по ковру, Лена подошла к Русакову и осторожно коснулась кроваво-алыми («исключительно блядскими», на утонченный вкус Русакова) ноготками рубца шрама под его левой лопаткой:
— Это… оттуда?
— Да, — не оборачиваясь, подтвердил Андрей. И сухо откомментировал: — Было дело. Под Ачхой-Мартаном.
— Больно было?
— Терпимо.
— Бедненький.
— Смотря с чем сравнивать. Если с парнями, которые там полегли, можно сказать, что я — настоящий богач. — Русаков отщелкнул окурок в форточку, обернулся и одарил девушку лучистой улыбкой. — Ух ты, красотища какая!
— Перестань! — смутилась Лена. — На самом деле, это все, что я смогла сообразить на скорую руку. Вот только мяса в доме нет. А я знаю, что мужчину обязательно нужно кормить мясом.
— Вообще-то, я имел в виду этот халатик, — он притянул девушку к себе и нежно поцеловал в макушку. — Хотя, конечно, без халатика оно еще лучше.
— Скажешь тоже… Садись, кушай, пока все не остыло.
Русаков послушно опустился в кресло.
Придвинув к нему столик, Лена села на банкетку напротив. Она поставила локти на обнажившиеся колени, подперла ладонями пухленькие щечки и с обожанием принялась наблюдать за тем, как «ее мужчина» завтракает.
— …Ммм… объедение… Если честно, уже и забыл когда последний раз ел домашнюю пищу. У нас ведь там как? Щи да каша, консервы да концентраты.
— Бедненькие… Ой! Андрюш! Во сколько у тебя самолет?
— Через три с половиной часа.
— Давай я пока закажу такси.
Русаков посмотрел на нее смущенно:
— Ленушка, ты же знаешь, у меня каждая копейка на счету. Лучше я эту тысячу — или сколько там сейчас «Пулково»? — потрачу на лишнюю упаковку лекарств… Ничего, общественным транспортом доберусь. Не жили богато — неча и начинать.
— Ой, совсем забыла! — всплеснула руками девушка и торопливо выскочила из комнаты.
Через минуту она вернулась и, покрывшись румянцем смущения, словно бы виновато протянула Андрею пачечку тысячных купюр:
— Вот, Андрюша, возьми.
— Ты что, с ума сошла?! — возмутился Русаков. В праведном гневе своем он даже легонько стукнул кулаком по столешнице. Громко звякнула ложка в фарфоровой чашке. — Гусары, да будет тебе известно, денег не берут! А офицер спецназа — это гусар в квадрате. Если не в кубе.
— А я и не тебе их даю, а твоему товарищу. Ты ведь сам говорил: операция дорогостоящая. Ведь так?
— Допустим.
— Вот и возьми. В конце концов, вы за нас там кровь проливаете! Жизнью рискуете. Что это по сравнению с какими-то там деньгами?
Русаков не торопился с ответом, и в спальне установилась непривычная звенящая тишина.
— Ну я даже не знаю… — Еще немного поколебавшись для приличия, Андрей вздохнул и… взял деньги. — Хорошо, будь по-твоему. Я обязательно передам Димке, что это ему прислала единственная чудом сохранившаяся в наши дни добрая фея.
— Скажешь тоже! — еще сильнее зарделась Лена. — Добрый фей — это у нас ты! Добрый, сильный и смелый! — Не в силах далее сдерживаться, она присела на ручку кресла и крепко стиснула Русакова за шею. — Господи, Андрюша, как же я тебя люблю! Ты еще даже не улетел, а я уже по тебе скучаю!
Смиренно принимая ласки, свободными руками Андрей продолжил намазывать джем на булку. Потому как позавтракать и в самом деле не мешало — день обещал быть хлопотным: в беготне да в разъездах…
* * *
В половине восьмого решальщики в полной боевой готовности сидели в салоне «фердинанда», припаркованного метрах в тридцати от главного входа в «Альфонс». Геннадий Юрьевич уже несколько часов как находился внутри, на привычном капитанском мостике, а пять минут назад на их глазах в сопровождении Влада в ресторан проследовал понурый янычар Мамедов. В общем, как некогда было сказано в классическом произведении, гости потихонечку съезжались на дачу. Где им предстояло отыграть последнюю часть марлезонского балета…
— О! А вот и наша Ассоль! — первым заприметил спешащую по тротуару женщину Петрухин и предупредительно катнул в сторону дверцу микроавтобуса: — Анна Николаевна! Мы здесь!
Через пару секунд в салон «фердинанда» просочилась крайне возбужденная «потерпевшая» и в нарушение всех правил этикета, безо всяких дежурных приветствий, оглушила/прожгла решальщиков нервическим возгласом/взглядом:
— Вы… Вы нашли его?!!!
— Добрый вечер! Милости прошу к нашему шалашу! — галантно предложил даме руку, а вкупе с оной свое место в шезлонге Петрухин. — Присаживайтесь!
— Что же вы молчите? Вы ведь нашли его, так?
— Хм… Пока не то чтобы нашли, но, скажем так, заочно вычислили, — вкрадчиво вступил в разговор Купцов. — Но если все сложится так, как мы загадали, через тридцать минут… вернее, уже через двадцать, возможно, познакомимся с вашим Андреем лично.
— Я пойду с вами! — решительно заявила Анна Николаевна.
— А вот это было бы крайне нежелательно, — нахмурился Петрухин. — По крайней мере до поры до времени.
— Я пойду с вами!
— Анна Николаевна, голубушка! Поймите! Вот, скажем, мы с инспектором Купцовым ничего не понимаем в дизайне интерьеров, а потому никогда не стали бы навязывать вам свои услуги в этом непростом деле. Вы же сейчас пытаетесь навязать нам…
— Я благодарна вам за вашу работу, но теперь, когда Андрей нашелся…
— Вообще-то мы ищем не Андрея, а саблю.
Анна Николаевна с плохо скрываемым негодованием посмотрела на Петрухина, и Леонид поспешил дипломатически вмешаться:
— Господа и дамы! Не будем ссориться. Предлагаю компромиссный вариант. Который, надеюсь, устроит всех…
* * *
Яна хлопотала у плиты, занимаясь крайне нелюбимым делом — изготовлением ужина. Кулинар из нее был тот еще, потому за эту важнейшую составляющую домашнего очага в их семье традиционно отвечала бабушка. Однако на днях Ольга Антоновна укатила по путевке в областной санаторий «Дюны», и кухонные заботы дополнительным грузом легли на и без того натруженные, пускай бы даже и не совсем хрупкие, «юридические плечи».
Возясь с продуктами, Асеева периодически бросала взгляды в окно, осуществляя родительской контроль за детской площадкой, на которой дурачились Глеб и его подружка — соседская девочка Оленька. Так уж исторически сложилось, что с первых лет жизни сын все больше общался с девчонками. В этом не было ничего дурного, кабы не то обстоятельство, что Глеб рос без отца. И хотя Яна намеренно старалась не окружать сына чрезмерной опекой, она частенько с тревогой думала о том, что недостаток мужского влияния в будущем может сыграть с сыном дурную шутку. Ведь именно сейчас, в эти самые предшкольные годы у детей и происходит, как пишут в умных книжках, «основное становление личности». А также формируются «стереотипы поведения» — как ролевого, так и, извините, полового. По мнению Асеевой, для общения сыну очень не хватало мужчин. Мужчин в качестве наставников, героев, друзей, примеров для подражания и противовеса ей самой, бабушке, тетушкам, племянницам и двоюродным сестрам. Хотя в данном конкретном случае никаких вопросов к дружбе Глеба с Оленькой у Яны, безусловно, не было.