— А почему?
— Ну, мы с дедом поспорили, кто больше знает об
исследованиях Тибета… ну, мне ещё надо столько всего прочитать, мы вечером
дуэль устраиваем.
Я уже и не рад был, что начал про это говорить. Подумаешь…
ну, проиграл бы я деду, высмеял бы он меня…
— Трусишь просто, — вдруг сказал Ромка.
И что-то во мне, колючее и быстрое, выпалило, прежде чем я
успел его поймать:
— Кто бы говорил… плакса…
— А ты сволочь! Сам трус! — выкрикнул Ромка. — Мы Юрку
позовём! А ты мне лучше не попадайся!..
Я кинул бибикающую трубку на стол. Потом схватил проклятую
книжку и запустил о стену.
Вот и всё. Нет у меня больше друга. И не будет никогда.
А вот валяться не надо. Зачем я лежу на полу, в чужой
комнате, на чужой планете…
Так и получилось, Ромка. Ты у меня был единственным другом.
Может, дед про то и не знал. И не хотел, чтобы мы рассорились. Только… так
получилось.
Стыдно-то как… И ведь ожидал я этого. Знал прекрасно, что в
первый раз толком не получится. Во всех книгах написано, что вначале мужчина
плохо процесс контролирует, этому тоже учиться надо. А такого ловеласа из себя
строил…
— Ты меня так хотел? — спросила Ната. Провела ладонью по
спине. Она казалась разочарованной, но не сильно.
— Да, — хватаясь за спасительную соломинку, ответил я. —
Наташка, прости…
— Ой, ну брось, даже приятно, когда парень так тебя хочет. А
спорим, я тебя сейчас…
Она засмеялась, навалилась на меня сверху, и неловкость
сразу куда-то делась, вновь вернулось желание, почему-то замешенное на мысли —
каким теперь будет мир, он ведь изменится, не может не измениться после такого,
у меня, наверное, на лице всё будет написано… и Лида тоже всё поймёт… не должен
я сейчас о ней думать, это нечестно…
Встать. Нет, надо встать. Двигаться, смотреть на мир, а не
на блеклые тени прошлого…
Наташка, прости, я и впрямь забыл. Тебе, конечно, всё равно.
Ты уж точно меня забыла… знаю я твою любвеобильность. Но я тебя и правда
немного люблю. Как первую свою женщину. Ты уж прости. На первых не женятся. Им
просто благодарны. Но это ведь тоже немало…
— Итак, твои действия, курсант?
— Предупредительный выстрел по курсу.
— Так. Неопознанный самолёт не реагирует и продолжает
движение в сторону государственной границы.
— Ещё раз потребую следовать за мной… повторно произведу
выстрелы по курсу.
— А не зацепишь самолёт-то?
Майор смеётся. Ему нравится загонять меня в тупик. Не то
чтобы он меня не любил — он со всеми так поступает. А уж тем более с лучшими
курсантами.
— Не зацеплю.
Вокруг качается небо. Старенькая спарка идёт на
десятикилометровой высоте. Управлять положено мне, но майор отобрал штурвал.
Ему нечасто удаётся полетать. А у меня ещё всё впереди.
— Кстати, на «шестьдесят седьмом» пушечного вооружения нет.
Ты не пробовал делать предупреждающие залпы самонаводящимися ракетами?
Я молчу.
— Хорошо. Ты всё сделал по инструкции. Самолёт следует в
сторону границы.
— Запрашиваю землю.
— Тебе отвечают «действуйте по обстановке». Они всегда так
отвечают, курсант. Запомни — ты стрелочник, и отвечать только тебе. Ну, иногда
ещё тому вспотевшему от страха офицеру, что сидит на микрофоне…
— Приближаюсь к самолёту, чтобы установить тип.
— С равной вероятностью — пассажирский «Боинг», самолёт
радиолокационной разведки или десантный.
— Я определю.
— Нет, курсант. Ночью, в старой машине… ничего ты не
поймёшь. Твои действия? Десять секунд! Объект у нейтральной территории! Бери
управление.
Ну почему он разыгрывает древнюю историю корейского «Боинга»
именно со мной? Почему? Именно со мной, чьи родители разбились… и никому не
известно, была ли это простая усталость металла или не в меру старательный
пэвэошник…
Затерявшийся в небе на старой машине, измотанный
нерешительностью земли, помнящий об американском «карантинном поясе»,
установленном в годы правления хунты, об осмелевших китайцах…
— Время!
— Огонь.
Я даже нажимаю кнопку пуска. Непроизвольно, успевая откинуть
предохранитель, качнуть самолёт — носом к несуществующему нарушителю — и
вдавить красную кнопку до отказа…
Разумеется, ничего не происходит. Кнопка светится, но толчка
от стартующих ракет нет. Никто не подвешивает к спарке в пилотажном полёте
боевые ракеты.
Майор отвечает не сразу. И в голосе лёгкое удивление.
— Цель поражена, курсант. Самолёт падает. Твои действия?
— Сопровождаю цель до контакта с землёй.
— Не боишься увидеть, что это было?
— Боюсь.
Майор вздыхает:
— Извини дурака, Петя. Веди на точку.
Я закладываю разворот, неуверенно, руки будто чужие, но
майор не поправляет. Вокруг — только небо.
— Я обычно говорю, что это был пассажирский самолёт, —
вполголоса произносит майор. — Нам… нам положено так говорить. Пыл охлаждать
загодя. Стране не нужны инциденты…
Я молчу.
— Но тебе я скажу правду, — сухо и чётко сообщает майор. —
Это был американский бомбардировщик.
Встаю. Уже встал.
Какой смысл сбивать бомбардировщик, уносящий свой
смертоносный груз обратно?
Прямой.
В назидание.
Ты понял, Пётр?
Я ещё не совсем пришёл в себя. Оглядел тесную душевую.
Никого нет, только голос куалькуа в глубине мозга. Внятный и тихий шепоток. Я
на планете Тени. Земля с её игрушечными проблемами — невообразимо далеко.
— Кажется. Что это было?
Постижение. Когда ты вошёл во Врата — произошло то же самое.
Только ты этого не почувствовал. Я сделал всё грубее. Нарочито грубее.
Голова кружилась. И кружились, метались, заставляя сжиматься
сердце, воспоминания. Тени воспоминаний…
Теперь я знаю тебя гораздо ближе. Я тебя постиг — и смогу
объяснить. Представь, что ты взял в руки бумажный самолётик. Размахнулся и
отправил лететь… Так действуют кабины Геометров. А теперь представь, что
вначале ты развернул сложенный лист бумаги. Прочитал всё, что было на нём
написано. Сложил заново. Это — Врата Тени.