Когда наконец трансформация закончилась, я стоял на коленях,
лицо было в слезах, губа оказалась прокушенной до крови. Единственное, за что я
и впрямь испытывал благодарность, — куалькуа всё же убрал рану на шее.
— Пётр… — Маша коснулась меня. — Как ты?
— Как? — Я неуклюже поднялся. — Я — снова я. Вот и всё.
Меня чуть пошатывало, но боль уже исчезла, её сменило
блаженное расслабление.
— Таким ты мне больше нравишься, — вдруг сказал рептилоид
голосом деда. — И… я тебе завидую, мальчик мой.
Я кивнул. Я понимал деда. Ему никакая боль не поможет
вернуть прежнее тело. Через мгновение вместо него уже заговорил рептилоид:
— Всё же не стоило делать это так сразу. На виду у корабля.
— Он заметит преображение на любом расстоянии, — огрызнулся
я. — Успокойся. Его это просто не волнует.
Почему-то мне не хотелось смотреть в глаза спутникам. Я отёр
лицо, огляделся.
Вне корабля планета Тени оказалась куда менее сказочной. И,
признаться, неуютной. Воздух всё же был прохладен для нас. Почва, издалека так
красиво расцвеченная звёздной иллюминацией, — простой каменистой землёй. А к
пылающему миллионом звёзд небу мы уже немного пригляделись.
— Какая-то дурацкая ассоциация появляется, — поморщившись,
сказал Данилов. Он вёл себя так, словно ничего не произошло. Что ж, спасибо. —
А? Петя? Есть у тебя такое ощущение, что всё это… — он взмахнул рукой, — что-то
очень знакомое? Вот только в новой обёртке. В пышной.
В принципе я был с ним согласен. Какая-то ассоциация и у
меня вертелась. Неуловимая. Призрачный, карнавальный свет… безжизненная даль…
стерильное безмолвие.
— Карел, можешь что-нибудь предположить?
— Догадки — не самая сильная моя сторона.
— Тогда я хочу поговорить с дедом. Домыслы — как раз по его
части.
Через неуловимый миг счётчик передал контроль своему
квартиранту.
— Спасибо, Петя, — первым делом сказал дед. — Ящерка не так
холодна, как хочет казаться… нипочём не уступает место.
Рептилоид энергично покрутил головой. Дед наслаждался
возможностью самостоятельного обзора.
— Вот и сбылась моя мечта — своими ногами ступить на чужую
планету. Наполовину сбылась, — с мрачной иронией изрёк дед. — Что ты хочешь
спросить, Пит?
— У тебя не появилось никаких ассоциаций?
Дед помолчал.
— Ничего особенного, Петя. Так… из разряда красивостей.
Чистилище.
— Что?
Если сейчас дед ещё способен был смущаться, то это
произошло.
— Я же говорю — абсолютная лирика! Чем-то подобным я
представлял себе тот свет. Ни рай, ни ад, а именно чистилище. Как там у Данте…
э… «я поднял взгляд очей»… э…
— «Казалось, твердь ликует их огнями; о северная сирая
страна, где их сверканье не горит над нами!» — невольно подхватил я.
Маша громко фыркнула. И неожиданно попросила:
— Андрей Валентинович, не давите нас поэзией! Боюсь, тут всё
будет куда реальнее и неприятнее, чем загробный мир.
Я уставился на деда. Первый раз после воплощения в теле
рептилоида Маша заговорила с ним. Неужели всё же согласилась, что он остался
человеком и в теле счётчика?
Но вряд ли дед способен простить ей предательство…
— Хорошо, Маша, — добродушно ответил дед. — Не буду давить.
Я прекрасно помню, что твоим любимым поэтом был Пушкин, любимым писателем —
Толстой, а любимой музыкой — «Лунная соната».
Кажется, она покраснела. Вот уж не пойму почему. Вроде бы
ничего обидного дед не сказал.
С минуту ещё мы топтались вокруг корабля, будто ожидая. Чего
угодно — торжественной делегации с цветами, толпы мыслящих грибов или танкового
корпуса. Но мир Тени игнорировал нас столь хладнокровно, словно и впрямь
состоял лишь из голой равнины.
— Ну что, пойдём? — Данилов вопросительно посмотрел на меня.
— Кажется, туда…
— Счётчик помнит точное направление, — сказал дед. — Он
просит меня уйти на второй план… так что — до свидания.
Рептилоид выдержал короткую паузу и продолжил:
— Я готов служить проводником. Будем двигаться?
Я кивнул.
— Эти идиоты Геометры, — буркнула Маша, — могли
предусмотреть в корабле какой-нибудь НЗ. Компас, оружие, палатка… хотя бы на
случай аварийной посадки.
— У них не бывает аварийных посадок, — бросил Данилов. —
Хорошо ещё, что они не разучились питаться в процессе эволюции.
Вспомнив приторно-солоноватый вкус пищи Геометров, я покачал
головой:
— Когда попробуешь содержимое консервов, у тебя появится
шанс изменить мнение.
Идти было легко. Поверхность казалась выглаженной,
утрамбованной. Словно и впрямь, как в версии деда, тут проводили какие-то
испытания. Почему-то вспоминались степи вокруг Байконура — однажды после
посадки мы устроили ночной пикник с ребятами из русских экипажей, казахскими
техниками и Мэн Ли Дзяном, начальником отдела грузовых перевозок. Только тогда
горел костёр, жарились шашлыки, бывший выпускник МГУ Сакен Жубанов по просьбе
Мэн Ли виртуозно исполнял на домбре китайские песни, рекой лилась мерзкая
синьдзянская рисовая водка, а я потягивал бутылочку пекинского пива —
неожиданно приятного на вкус… Звёзд, конечно, в небе было меньше. И пыли
побольше. Здесь почему-то пыли нет совсем. И травы нет никакой. В пору
устраивать санаторий для аллергиков и астматиков.
— Абсолютное отсутствие растительности, — словно прочитав
мои мысли, произнёс Данилов. — Очень странно. Откуда кислород?
— Из морей, — немедленно заключила Маша.
— Здесь материки занимают в четыре с лишним раза больше
площади, чем моря, — ответил я, вспомнив доклад корабля.
— Вполне достаточно.
— А откуда тогда плюсовая температура?
Маша промолчала. Лишь через несколько минут заметила:
— Нас поразило то, что Геометры перестраивали свою планету
на манер учебника. Нас привело в ужас, что они способны передвинуть свою
звёздную систему через всю Галактику. Но создать целую планету… ладно, пусть не
создать — окружить кислородной атмосферой и отапливать — полагаю, Геометрам это
не под силу.
С ней никто не спорил, но вскоре Маша добавила:
— Пётр, у меня нет ни малейших надежд тебя переубедить. И
всё же — тебе не кажется, что не стоит рассчитывать на союз с такой
цивилизацией? По меньшей мере наивно ждать помощи от тех, кто использует
планеты в качестве тёмных чуланов…