— А в ангар «Гаммы» мы впишемся? — спросила Маша после
паузы.
— По габаритам — должны.
Всё ясно. Иностранцам, в первую очередь американцам, будут
пудрить мозги, уверяя, что «Волхв» испытывал начинку «Юрия Гагарина»,
многострадального, уже лет десять проектирующегося корабля с плазменными
движками. Рано или поздно те выяснят, что никаких работоспособных плазменных
двигателей в России не создавали, и вот тогда начнётся шум. Но сейчас важно
выиграть время…
Я невольно начал думать так, словно был на стороне Данилова
и Маши. Словно не сидел, прикрученный к креслу сотней метров скотча. И Данилов
будто почувствовал эту слабину.
— Пётр, — он развернулся в кресле, легонько оттолкнулся от
подлокотника, опять забыв про искусственную гравитацию и попытавшись воспарить,
— ещё можно всё переиграть.
— Отправиться к Ядру? — спросил я со всей возможной
наивностью.
Данилов вздохнул:
— Пётр, я развязываю вас с Карелом… и мы приводим корабли
вместе. Записи чёрного ящика рептилоид подкорректирует, полагаю… Ну?
— А бунта не боишься?
— Рискну поверить на слово.
— Не верь мне, Данилов, — сказал я. — Вот я — верил тебе, и
гляди, что получилось.
Он пожал плечами и сгорбился над пультом. Больше мы ни о чём
не говорили — все два часа, пока «Волхв» шёл к «Гамме». Не о чем нам теперь
было говорить.
Единственное, что меня удивляло, — молчание рептилоида. Ни
Карел, ни дед не пытались вступить в разговор. Хотелось верить, что они просто
придумывают сейчас план нашего освобождения. Вот только я прекрасно знаю: когда
дед что-то замышляет — он, наоборот, болтает без умолку…
«Гамма» построена по древней, ещё Циолковским придуманной
схеме «колеса». Тридцатиметровый вращающийся диск, в центре-ступице —
невесомость, а по окружности — некое подобие силы тяжести, создающееся
центробежной силой. Зачем это понадобилось Роскосмосу и СКОБе — бог знает.
Особого комфорта псевдогравитация не прибавляла, экипажи менялись ежемесячно и
от невесомости не пострадали бы, зато проблем возникало выше головы. Например,
для перехода в боевое состояние «Гамме» требовалось прекратить вращение — иначе
наводка боевых лазеров становилась невозможной.
Не иначе как это была одна из последних попыток нашей
космонавтики вернуть себе утраченное лидерство. Хотя бы часть его. Попытка
наивная и безнадёжная, как и все остальные — заводик по производству
сверхчистых полупроводников и безаллергенных вакцин, не то уже сгоревший, не то
просто заброшенный на орбите, лунная база, третий год работающая в
автоматическом режиме, недостроенный «Зевс» — корабль для полёта к Юпитеру,
спроектированный до изобретения джампа и успевший безнадёжно устареть…
В ангар «Волхв» вошёл впритык. Данилову потребовалось всё
его мастерство, чтобы затащить два корабля внутрь, не вмазавшись в хрупкие
стенки. Ещё с полминуты, тихо матерясь, он подрабатывал маневровыми, гася
остатки момента инерции. «Волхв» раскачивался по ангару словно свинцовый шарик,
брошенный в крошечную и хрупкую ёлочную игрушку. Любой удар о стенку мог
серьёзно повредить станцию, но выхода у Данилова не было. Наконец челнок застыл
— точнее, начал медленно опускаться на стенку цилиндрического ангара, влекомый
едва ощутимой центробежной силой. Люк ангара стал беззвучно закрываться, пряча
нас от любопытных радаров с других станций СКОБы.
Вот и приехали. Два корабля, два героя и два пленника. На
меня навалилась апатия, и я закрыл глаза. Хватит. Нельзя бороться бесконечно. У
меня был шанс — там, на полпути, когда куалькуа услужливо вытянул щупальце. Я
не захотел, не смог им воспользоваться. Значит — всё.
Извините, Алари.
Извини, Земля.
Никогда не думал, что в наши тесные космические станции
впихивают такие помещения не первой необходимости, как тюрьма. Или она здесь
по-другому называется? Карцер, гауптвахта, изолятор? Не знаю. Одно точно, у
алари я сидел комфортнее.
Камера была совсем крошечная, размером с дачный сортир. В
углу и впрямь помещался маленький унитаз, над ним с детской непосредственностью
конструктор разместил термоконтейнер для разогрева пищи. Ещё был телевизионный
экран — я с удивлением убедился, что он работает, но транслирует лишь несколько
российских телеканалов. Надо же, забота о культурном отдыхе узников
присутствует. Нашли чем заняться — ретранслировать на борт станции поток
мыльных опер и унылых шоу…
Когда нас с рептилоидом вели по станции, она кипела, как
растревоженный улей. Носились по узким переходам чёрные береты — российские
космические пехотинцы. Боевой пост, мимо которого мы прошли, был наглухо
задраен — значит введена готовность номер один и за ракетным пультом сидят
наводчики.
Серьёзно. Всё очень серьёзно. Страна тряхнула сединой,
поиграла одрябшими мускулами и решила не выпустить из рук чужую технологию.
Куда уж тут рыпаться. Сиди и смотри, отвечай на вопросы и кайся в грехах…
Я развернул узкий гамак, забрался в него. Псевдогравитация
здесь совсем слабенькая, весу во мне сейчас было, как в котёнке. Тлела под
потолком жёлтая лампочка, временами станция подёргивалась — совершались
какие-то манёвры. Неужели обман не удался и заокеанские друзья сейчас
устраивают выволочку нашему президенту?
Только волен ли президент отдать нас с рептилоидом всему
человечеству? Эту операцию вела госбезопасность. Вряд ли она захочет делиться.
А власть Шипунова сейчас вовсе не так устойчива, как в первые годы после
переворота…
Мысли текли вялые, противные. Словно пробежал с рекордным
результатом утомительный кросс, а тебе предлагают ещё и поплавать в болоте. Как
всё было просто на Родине и у Алари. Тяжело и просто. А здесь вновь мышиная
возня и меленькие интриги…
Вытянув ногу, я ткнул в кнопку телевизора. Плюсы крошечного
помещения — всё под рукой… или под ногой.
Худшего выбора я придумать не мог. Первый канал транслировал
музыкальный конкурс. Певица, неуклюже покачивающаяся на сцене, петь не умела абсолютно.
Не её это было занятие, ей бы у плиты стоять или купальники рекламировать. Но
никого это не трогало. Вопили у сцены фанаты и фанатки, благосклонно улыбались
в жюри коллеги певички — часть из которых даже имела слух и голос. Второй канал
я пропустил с ходу — там шли новости, крупным планом показывали горящий вокзал.
Четвёртый канал порадовал меня политической беседой, сводящейся к тому, что всё
в жизни плохо, а надо бы жить получше. Пятый канал гнал рекламный ролик МВД.
Замогильный голос за кадром вещал: «Вы можете нарушать закон — и тогда вам
будут сниться кошмары по ночам! Вы можете быть честным гражданином — и хорошее
настроение не покинет больше вас! Работники милиции имеют оружие и право
применять его без предупреждения! Они хотят, чтобы все жили хорошо!» Нехитрый
видеоряд состоял из мрачных небритых уголовников, белозубых смеющихся граждан и
палящих в мишени милиционеров. Шестой канал, как обычно, крутил рекламу. Речь
шла о новейших вакуум-памперсах трёхсуточного действия. Я хотел было выключить
телевизор, но тут на фоне улыбающегося ребёнка в подгузнике появилось знакомое
лицо — Анатолий Романов, пилот-инструктор «Трансаэро». Я остолбенел.