— Не сердись, Петя, — сказала Маша, спуская курок.
Вот оно как — быть парализованным.
В теле какая-то мягкость образовалась. Не вата — кисель.
Глаза полузакрылись, руки подтянулись к груди, ноги поджались. Щека, прижатая к
полу, словно сквозь зубы решила просочиться.
Маша переступила через меня, нагнулась над Даниловым.
— Полковник, вставайте!
В её голосе была не столько дружеская забота, сколько
уважение к старшему по званию.
Боже, какой же я дурак!
Шаттл угнали!
Террористы хреновы!
Да ни один наш шаг с момента беседы с Даниловым не был
несанкционированным!
А дед-то, дед!
Я смотрел в удивлённо оскаленную морду рептилоида, в
единственное, что позволяла видеть доставшаяся мне поза.
Будто пытался прочитать ответ в нечеловеческих глазах.
Да нет, знал всё дед, прекрасно знал. Но хотел переиграть
СКОБу. Надеялся, что личная преданность бывшей детдомовки Маши пересилит уставы
и приказы.
Одного он не рассчитал — что преданность была направлена не
на его успешно уклоняющиеся от атеросклероза мозги, а на старое, никому не
нужное тело.
Данилов неуклюже переступил через меня, направляясь к
пульту. Почему-то мне казалось, что он меня пнёт. Но Данилов до такого не
опустился.
Ведь мы друзья!
— Джампируйте быстрее, полковник, — попросила Маша.
— Я и сам знаю, майор, — ответил Данилов.
Блин, какая, оказывается, у Маши великолепная карьера!
— Закрепите Петра и счётчика в креслах, — приказал тем
временем Данилов. — Живее. Возможно, алари могут наблюдать за нами.
Я хотел ему сказать, что если даже и могут, то не делают
этого. Ведь у доверия нет градаций. Но говорить я не мог. И сопротивляться
Маше, с натугой втаскивающей меня на кресло, — тоже.
— Может быть, приказать убрать гравитацию? — спросила она.
— Не надо. Не лезь в скаут, вообще о нём забудь. Если всё в
порядке, то он будет ждать возвращения пилота, но мало ли…
Меня пристегнули, и я больше не видел деда-Карела. Только
слышал, как возится Маша. Как бегут по экрану цифры, отсчитывая время до выбора
вектора джампа.
Куалькуа, ты можешь помочь? Куалькуа?
Симбионт ответил не сразу.
Нет. В ближайшие часы — нет. Очень оригинальное оружие.
Периферическая нервная система в шоке. Я мог бы вырастить дублирующую
структуру, но испытываю те же самые проблемы, что и ты.
Первый раз в жизни я не ощутил радости от такого торжества
земной техники.
А со счётчиком ты не в симбиозе? Он серьёзно поражён?
Нет. Их раса недоступна для симбиоза с нами. Их жизненная
основа совсем другая. Слияние с ними так же невозможно, как с плазменной
основой Торпп. Удивительно, что парализующий луч оказал на счётчика эффект…
Небелковые структуры должны быть менее толерантны.
Нет, это и впрямь триумф земной науки! Счётчик-то,
оказывается, — небелковая форма жизни! И всё равно сражён наповал.
Почему все наши технические прорывы были и есть лишь в
военной области?
— Приготовиться к джампу! — сказал Данилов.
Но даже нахлынувшая эйфория не прогнала отчаяния.
Словно на качелях… сумасшедших качелях. Взлёт и падение.
Тьма и свет. Экстаз и тоска. Миновало четыре джампа, прежде чем мне показалось,
что тело начинает слушаться.
Увы, не только мне так показалось. Перед пятым прыжком
Данилов и Маша связали меня — намертво, истратив катушку скотча. На своём
кресле оказался пленником и рептилоид. Его спеленали ещё тщательнее — явно
сомневаясь в пределах физических возможностей чужого.
— Петя, хочешь пить? — спросил Данилов.
Он был вполне доброжелателен, и от этого накатывала ещё
большая тоска. Есть ли сейчас место героям-одиночкам? Можно сделаться симбионтом
чудовищной древней амёбы, можно позволить счётчику выкачать собственную память,
а потом — пройти все круги рая чужого мира и вернуться. Всё можно. Вот только в
решающий миг окажется, что незримый поводок и не подумали снять с ошейника. И
тот, кого считаешь другом, следовал рядом лишь по приказу начальства, а
нервная, дёрганая девчонка терпеливо выжидала «времени икс».
— Скотина… — прошептал я и сам удивился, что губы уже
слушаются.
В глазах Данилова блеснул нервный огонёк.
— Пётр, ты уверен, что вправе решать, как будет лучше Земле?
— Да!
— Вот и я в этом же уверен, — удовлетворённо кивнул он.
— Есть одна… разница… — выдавил я. — Ты меня обманул.
Предал.
— Так, может быть, это означает, что я лучше знаю жизнь?
Не дождавшись ответа, Данилов кивнул:
— Вот так-то. Будешь пить?
Пить хотелось. Сильно.
После восьмого джампа Данилов снова поинтересовался, не
нужно ли мне чего. На этот раз я не стал отказываться от воды. Жадно выпил
стакан и даже собрался было спросить, на месте ли корабль Геометров. Очень
хотелось услышать, что он отвалился, сгинул при джампе, включил двигатели и
унёсся… куда угодно, хоть в свой мир.
К счастью, я вовремя понял, что корабль никуда не делся.
Иначе исчезла бы гравитация. Умная и наивная техника Геометров ждала своего
пилота…
После двенадцатого джампа Данилов долго возился с
навигационным пультом. Ясно было, что мы сбились с курса. Меня подмывало
предложить свою помощь, но полковник, ясное дело, меня к управлению не
допустит. А говорить это лишь в качестве насмешки над врагом… несерьёзно
как-то. Наивно.
— Саша, может быть, очистим трюм? — спросила Маша.
Данилов подумал, потом защёлкал переключателями. Наверное,
никакой реальной необходимости освобождаться от груза бюстиков не было.
Джамперу всё равно, какова масса корабля, а плазменные движки алари и не такое
вынесут. Но возвращаться с прежним грузом казалось глупым.
— Крепления сняты, блокировка отключена, — инстинктивно
прокомментировал полковник свои действия. — Люк открыть…
Я невольно посмотрел на один из обзорных экранов. И не зря.
Зрелище-то необычное.
Из раздвинувшихся створок люка, в снежной метели
замерзающего воздуха, выпорхнули каменные головы. Прожектор грузового отсека
включился, и в ослепительном луче все они казались сахарно-белыми, чистенькими
и опрятными, исполненными печальной красоты. Весёлой стайкой пронеслись
сверкающие лысые бюсты, ничуть не утратившие оптимизма, в гордом одиночестве
ушёл в бесконечность исполинских размеров насупленный вождь, потом потянулись
лица почти незнакомые, чья слава была куда недолговечнее камня. Последним, на
излёте, из трюма вынесло удивлённо и близоруко таращащуюся голову, словно
вопрошавшую: «Как же так, а меня-то за что, товарищи?» Она пронеслась в опасной
близости от телекамеры, кувыркаясь и обиженно заглядывая в объектив. Маша вдруг
выругалась, словно с этим деятелем имела личные счёты. Впрочем, кто знает? Мало
ли почему она лишилась родителей и оказалась в детдоме.