Французские дети едят все - читать онлайн книгу. Автор: Карен Ле Бийон cтр.№ 43

– Почему ты любишь «Макдоналдс»? – спросила я ее однажды из чистого любопытства. – Ведь здесь так много хороших французских ресторанов.

– Моим родителям не нравится, когда я туда хожу, но там дешево и прикольно, – ответила она. – И никто не заставляет соблюдать правила. В Америке везде так, да?

«Макдоналдс» как элемент подросткового бунта – я невольно улыбнулась. Но, как ни странно, фастфуд действительно был воплощением идей свободы, которые многие французы связывают с США. Более молодое поколение, к которому принадлежит и мой муж, с 1960-х годов бунтует против правил, регулирующих все аспекты французского общества, и фастфуд – один из способов противопоставить себя этому обществу. Филипп со студенческих лет помнит рекламу «Макдоналдс» в бретонской глухомани, где он учился. В этой рекламе детский голос перечислял длинный список правил поведения за столом: «с едой не играй», «не ешь руками», «не шуми за столом», «не клади локти на стол», а на экране в это время появлялись люди, которые ели в «Макдоналдсе», нарушая все эти правила. Он помнит, как его завораживали яркие цвета, жесткий пластик, дружелюбный персонал, «мгновенная» еда. «Этот ресторан как будто придумал ребенок, – вспоминает Филипп, – детская игровая комната со взрослой мебелью».

Некоторые из наших друзей были весьма обеспокоены привлекательностью фастфуда для молодых французов: Хуго презрительно называл это явление «макдоналдизацией», а Вирджиния – «пищей для бомжей». Сандрин показала мне документальный фильм – «Nos enfants nous accuseront» («Наши дети обвинят нас») – воплощение все страхов французов. Индустриализация сельского хозяйства, загрязнение сельскохозяйственных угодий, вредная еда, фастфуд, глобализация – все это, по мнению авторов фильма, угрожает здоровью нации, французской культуре и даже французской земле. В конце этого фильма мы обе заплакали.

Один из героев этой картины – Жозе Бове, французский фермер, которого арестовали за разгром «Макдоналдса» в родном южнофранцузском городе Миллау. На момент нашего переезда во Францию Бове считался здесь национальным героем, его даже избрали депутатом в Европейский парламент. Но французы любили и помнили его именно за случай с «Макдаком». С помощью других протестующих ему удалось разобрать большую часть здания – плиточка за плиточкой, шуруп за шурупчиком, – погрузить составные части на тележку и отвезти на лужайку у местной ратуши. За этим занятием его и арестовали. Бруно Ребель, глава французского «Гринписа», так подытожил отношение французов к этому случаю: «Видите ли, в США еда – это топливо. Во Франции еда – это любовь».

Но, увы, еда не была моей любовью (по крайней мере поначалу). Моей главной проблемой было то, как я воспринимала время, затраченное на приготовление вкусной еды и сам процесс употребления пищи. Я ненавидела стоять на кухне, зато с огромным удовольствием возила Софи на музыку и тратила на это несколько часов каждую неделю (хотя она была против). Не могу не признать, что успехи моих детей были для меня важнее, чем обучение их правильному питанию. Я поняла это, когда однажды мы возвращались от Мари после очередного долгого ужина: жареный цыпленок с местной фермы, молодой весенний салат с домашним соусом винегрет, а на десерт – открытый яблочный пирог «tarte tatin», который я обожала (но так и не научилась готовить). Девочки с удовольствием съели все, что было на столе, наигравшись в саду. У Мари дома всегда были игры и смех, никакого давления – не то что у нас (математические игры! правописание! музыка!). Эрик и Сандрин знали, что скоро жизнь Мари станет труднее – во французских школах с детей спрашивают очень строго.

Мое сопротивление слоуфуду, и так давшее трещину, резко пошатнулось в начале мая, когда в нашей семье чуть не произошла трагедия. Филипп вернулся из командировки в Мексику. Я с тревогой ждала его: Мексика была в эпицентре недавно разразившейся эпидемии свиного гриппа, и мы волновалась, что его не пустят домой. Когда он приехал, я выдохнула, но мое облегчение было недолгим. Уже через день он слег с высокой температурой и лающим кашлем. Весь следующий день провел в постели без сил, кашель усиливался. К вечеру температура поднялась до критической отметки.

Я только что уложила девочек и мыла посуду на кухне, когда услышала, как он спускается вниз. Я вбежала в гостиную и увидела его у стола: он задыхался, его била дрожь, казалось, он вот-вот упадет. У него начался приступ: руки тряслись, тело дергалось.

Помню, я подумала: мой муж умирает! Как в тумане бросилась к телефону. Свекровь предусмотрительно прикрепила над ним список важных номеров. Мысленно поблагодарив ее, я набрала номер ближайшей больницы, ехать до которой три четверти часа. Мое сердце билось так сильно, что трудно было сосредоточиться. Я с трудом подбирала слова, чтобы объяснить ситуацию медсестре.

– У мужа жар и припадок. Думаю, ему нужно в больницу, – наконец выпалила я. На том конце провода воцарилась невыносимо долгая пауза.

– Так далеко скорая не поедет, – наконец ответили мне, – вам придется везти его самой.

Я оторопела, не зная, как реагировать. Помню, вежливо поблагодарила медсестру и медленно повесила трубку. Филипп – он по-прежнему стоял у меня за спиной – был бледен как смерть. Его трясло. Меня словно парализовало. А что делать с детьми? Разбудить их и ехать всем вместе с больницу? А что если у Филиппа свиной грипп? Что если они заразятся? Или я? Кто о них позаботится? Я позвонила свекрови. Та обещала приехать, но была в гостях у подруги, а добираться оттуда не менее получаса. Я повесила трубку и стала думать, как дотащить Филиппа до машины. Если он упадет, я его не подниму. Через минуту перезвонила Жанин.

– Позвони Веронике! Она в ресторане в двух минутах от вас! – я и забыла, что моя золовка приехала на выходные. Они с Бенуа пошли в ресторан с Инес, лучшей подругой Вероники. Инес – бывшая подружка моего мужа, точнее, его первая любовь. А главное – врач.

Инес прибежала меньше чем через пять минут. Взглянула на Филиппа и тут же усадила его в свою машину. Когда я примчалась в больницу, его осматривала целая комиссия встревоженных врачей в белых защитных костюмах. Мы прождали в приемной несколько ужасных часов, после чего нам сообщили хорошую новость: это не свиной грипп, Филипп поправится. Его на всякий случай оставили в больнице, а я отправилась домой. Это была самая длинная ночь в моей жизни.

Наутро отец привез Филиппа домой. Мы сразу уложили его в постель, он мгновенно заснул. До самого вечера мы его не слышали. Вероника, которая зашла попрощаться, поднялась наверх посмотреть, как он там.

– Все хорошо, – сказала она, но вид у нее был недовольный, будто сомневалась, говорить мне или нет, но через минуту все же решилась: – Ты вчера расстроила Инес – и нас тоже. Обязательно пошли ей цветы или конфеты. А лучше и то и другое.

Слегка оторопев, я начала извиняться.

– Прости, пожалуйста. Понимаю, как неловко было Инес, она же бывшая девушка Филиппа…

– Non, non! – удивленно отмахнулась Вероника. – Какая разница, чья она девушка, это никого не волнует, – настал мой черед удивляться, – просто, когда ты позвонила, Инес уже сделала заказ, но не успела даже доесть закуску! А нам пришлось ужинать в одиночестве. Все было очень вкусно, вечер был испорчен!