— В курсе, — без восторга ответила
Катя.
— Постарайтесь провести эксперимент
два-три раза, для гарантии. — Мужчина снова обратился ко мне: — Ну и, конечно
же, ждем вас завтра и послезавтра. Контрольная… контрольный эксперимент.
Другой ученый незаметно подмигнул
мне и открыл дверь в стене. Странно, но подмигивание было не скабрезным, а
скорее грустно-понимающим. И это меня чуть-чуть примирило с происходящим.
За дверью оказалась уходящая вниз
деревянная лестница. На стене тускло светила лампа.
— Экспериментальный зал экранирован
металлическими пластинами и емкостями с водой, — любезно сообщили мне. — Не
спешите. Как закончите — поднимайтесь и постучите.
Я молча начал спускаться, Катя шла
следом за мной.
Спуск кончился тяжелой металлической
дверью, вроде тех, которые ставят в бомбоубежищах. Я с натугой отодвинул ее, мы
вошли.
Экспериментальный зал выглядел
довольно своеобразно. Как будуар в провинциальном борделе.
Стены были задрапированы розовой
тканью. Светилось задернутое шторой окно — я отдернул штору и обнаружил за
стеклом лампы — окно, конечно же, было фальшивым. Имелась широкая кровать — или
ее вернее было называть экспериментальным полигоном? На тумбочке у к
ровати лежала стопка книг, лежал плеер с наушниками. Стол у
фальшивого окна был заставлен судками с едой, стояло и два кувшина — с морсом и
водой. На стене висел проводной телефон. В углу ширмой был отгорожен душ и
биотуалет.
— Мне тут две недели жить, — сказала
Катя. — Как минимум. Пока не станет понятно, получилось или нет.
Она стояла, опустив руки, и вся ее
веселая бравада куда-то ушла. Смущенная девчонка в простом ситцевом сарафане до
колен…
— Неправильно это, — сказал я. — Не
по-человечески.
— Я знаю, — согласилась она. — Но
все, что с нами случилось, — не по-человечески. Надо же попробовать… — Она
осеклась, потом заставила себя улыбнуться. — Хорошо, что вы симпатичный.
— Ты тоже очень красивая, — не особо
кривя душой, сказал я.
Катя молча стянула с плеч лямки
сарафана, стоптала его. И осталась абсолютно обнаженной.
Я стал молча расстегивать рубашку.
— Поцелуйте меня, — зябко обхватив
себя руками, сказала Катя. Мне показалось, что ей очень неуютно под моим
взглядом и очень хочется прикрыться.
Я подошел, обнял ее и поцеловал в
губы. Наверняка у нее было уже много мужчин — но целовалась она до сих пор
неумело.
Подхватив девушку на руки и не
отрываясь от ее губ, я бережно отнес ее на кровать.
— Все прошло удачно? — деловито
осведомился старший из ученых, когда я поднялся наверх. — Вы как-то очень
быстро…
Его товарищ, то ли более умный, то
ли более чуткий, незаметно дернул его за руку.
— Слушай, не зли меня, а? — попросил
я. — А то ведь могу и в зубы дать. Тебе только ветеринаром-осеменителем
работать… эскулап хренов.
— Вообще-то я и есть ветеринар, —
неожиданно обиделся мужчина. — И то, чем здесь приходится заниматься, восторга
у меня не вызывает…
— Ну так думай головой, что перед
тобой не корова с племенным быком, а два человека… и что девчонке восемнадцать
лет, а она из-за ваших прожектов… как проститутка в публичном доме… — зло
выпалил я и вышел.
Второй ученый догнал меня на улице. Молча
протянул пачку сигарет.
Курить хотелось зверски. Я взял
сигарету, остановился. Мы закурили.
— Не сердись, — сказал ученый. —
Петрович — он нормальный мужик. У него подход просто такой… он этой манерой
общения закрывается от сути происходящего.
Я кивнул, жадно затягиваясь.
— Мы действительно хотим, чтобы те,
кого сюда занесло, могли построить нормальное общество. И Катька не дура… и не
проститутка. Она вообще моя девушка. Мы с ней живем, понимаешь? И когда ты с
ней стал вниз спускаться, мне очень хотелось дать тебе пинка в з
адницу… чтобы ты загремел по лестнице и сломал себе…
что-нибудь.
— Черт, — выругался я. — Извини.
— Не за что. Просто не считай нас
маньяками или развратниками. Что можем — то делаем… Эта идея с излучением —
фигня, конечно. Нет такого излучения, чтобы избирательно блокировало
оплодотворение, никак не влияя ни на соматические клетки, ни на половые…
— А что тогда? — спросил я.
— Какое-то вещество, наверное. Я
полагаю, планеты просто опыляли какой-то хренью, которая оказывала такое
действие… и нас, вероятно, тоже ею кормят. Только мы пока не можем понять, что
это за вещество, как от него закрыться… пробовали фильтровать воздух, в
оду… все без толку. Непонятно, что именно искать.
У меня вдруг возникла совершенно
сумасшедшая мысль.
— Кормят, говоришь… — пробормотал я.
— Попробуйте не есть мясо.
— Что?
— Попробуйте с Катей не есть мяса. И
вообще ничего, что выходит из синтезатора пищи. Питайтесь местной
растительностью. Какой смысл подмешивать отраву в воздух или воду, если каждый человек
должен питаться — и питаются все именно из синтезаторов.
Ученый ошарашенно смотрел на меня,
сигарета дотлевала у него в пальцах.
— А это… это может быть… Это
вариант, — пробормотал он.
Я кивнул, затоптал окурок и двинулся
к дому Рыжей.
Но не успел сделать и нескольких
шагов, как меня окликнули:
— Эй! Меня зовут Андреем!
— Очень приятно, Валентин.
Андрей вдруг улыбнулся. И
заговорщицки произнес:
— Слушай… а ведь правда, Катька
очень сексуальная?
Нет, черт возьми, все-таки они здесь
все сумасшедшие!
…Когда я вошел в дом Рыжей, и она, и
Ленка были слегка подвыпившие и о чем-то оживленно болтали. Стараясь вести себя
так, будто я отлучался на пару минут подышать воздухом, я сел за стол и потянул
к себе салат.
— На, попробуй. — Лена протянула мне
блюдце с нарезанным на дольки оранжевым фруктом.
Я взял кусочек и отправил в рот.
Чудовищная, нестерпимая кислятина!
Лимон по сравнению с этим фруктом показался бы сладким!
— Что ты мне дала? — выплевывая
надкушенный фрукт, воскликнул я. — Зачем?
— Чтобы морда не такая сладкая была,
— ехидно ответила Лена. — А то лыбишься… будто кот после прогулки по крышам.
Глава седьмая
в которой Валентин
ищет Солнце
— Знаешь, Олег, — сказала Лена, — ты
сейчас являешься наглядной иллюстрацией выражения «и хочется, и колется».