— Ври, да не завирайся, — поморщился
Палыч.
— Она не врет, — сказал Мастер. —
Она лично и сбила, из ручного плазмомета. Мы разгерметизировали кабину и
влепили в иллюминатор «Берсерка» заряд плазмы.
— Мать моя! — Палыч картинно
вытаращил глаза. — Зяма, если ты гонишь…
— Я же сто раз просил не звать меня
Зямой! — внезапно сорвался Мастер. — Зиновий, если угодно!
— Ладно. — Палыч примиряюще поднял
руки. — Извини. Сам знаешь, тебя так все за глаза… Кхм. Ладно, вот вам талоны
на выпивку…
— Им в комнату пусть принесут, —
забирая талоны себе, сказал Мастер. — Не надо им сейчас в бар.
— Хозяин — барин. — Палыч пожал
плечами. — Сделаем.
— Где наша комната-то? — спросила
Лена.
— А? Я не сказал? — Палыч снова
заглянул в свой список. — Второй поворот направо, четвертая дверь. Номер
два-два-четыре. И поспешите, через четверть часа включится ночь. — Он ткнул
пальцем в тускло светящийся потолочный шар.
— Спасибо. — Лена сгребла ключ и
кивнула мне. — Пошли, Катран! А то от нас уже потом разит за версту.
В некотором замешательстве я
последовал за ней. Способность Лены адаптироваться к любым ситуациям вызывала
уважение и легкую зависть.
По «проспекту» мы прошли к
противоположному краю пещеры — где и обнаружили душевую — тоже отгороженную
невысокой стеночкой. Над стенкой вразнобой торчали трубы, выкрашенные в синий и
красный цвет.
— Дизайн а-ля «совок», —
презрительно сказала Лена. — Я как-то в Харькове мылась в бане при танковом
заводе…
— Танковом?
— Ну, тракторном, танковом… не
важно. Ага, вот и властелин воды.
Эту, очевидно ответственную,
должность занимал старикан, напоминающий Палыча — только с ногами у него все
было в порядке. Бдительно изучив наши талоны, он буркнул:
— Припозднились… сиди тут из-за вас…
— Мы только прилетели, — отрезала
Лена.
Старик словно бы даже не опознал в
нас чужаков. Покряхтывая, он провел нас в душевую — небольшое помещение, где у
одной стены было пять душевых рожков, у другой почему-то шесть. Покряхтывая дед
отпер большой железный ящик, выдал нам по большому сероватому полотенцу,
один кусок мыла, флакон с жидкостью, очевидно, изображающей шампунь, и мятый
тюбик, о содержимом которого счел нужным сообщить:
— Крем от грибка. Как помоетесь,
намажьте ноги… Какие рожки вам открыть?
— Где напор получше.
— Первый и второй, значит… — Дед
извлек из кармана гаечный ключ, открутил на двух красных и двух синих трубах
вентили со снятыми головками. Потащился к выходу, прикрыл за собой дверь и уже
из-за стены сказал: — Время пошло!
Лена стала расстегивать комбинезон.
— Так и будем мыться? — неловко
спросил я. — Может, по очереди?
— Катран, мы не в детском саду. Не
валяй дурака, — выныривая из своего балахона, сказала Лена.
Собственно говоря… Я пожал плечами и
стал быстро раздеваться, искоса поглядывая на Лену.
Она была неожиданно загорелой.
Причем загорала, очевидно, голышом. Солярии какие-нибудь, или есть планеты
погостеприимнее Нигредо?
— Вроде еще ничего, — окинув себя
придирчивым взглядом, сказала Лена. — А? Грудь не обвисла, попа не целлюлитная?
— Очень неплохо, — в тон ей ответил
я. — Скажи, а что у вас считается приставанием?
Лена усмехнулась и, скомкав в руке
трусики и лифчик, стала откручивать краны.
— Ты лучше усвой, что у нас
считается предложением…
— Это я уже усвоил, — делая к ней
шаг, сказал я. — И знаешь… дьявол!
Из душевой лейки хлынула черная
жидкость.
Лена с визгом выскочила из струи.
За стенкой довольно захихикал
дед-банщик.
— Да что ж такое! — глядя на черный
поток, воскликнула Лена. — Она и впрямь черная!
— Не боись, не пачкается! — сообщил
дед.
— А ты заткнись, жертва Альцгеймера!
— выкрикнула Лена. — Предупреждать надо!
Дед захихикал еще радостнее.
— Давай мыться, делать нечего, —
сказала Лена. Ее шаловливое настроение пропало — как и мое, когда я осознал,
что каждый звук из душевой прекрасно слышен старику.
А может, и не только ему.
— Никаких условий для личной жизни,
— намыливая голову, сказал я. — Черт, это что же такое, поленились перегородки
повыше сделать…
— Да уж, не Плюшка! — рассудительно
сказала Лена. — А мне плевать, если честно.
По примеру Лены я выстирал трусы и
футболку под струями черной воды. Времени хватило, мы даже смогли просто
постоять под водой, изучающее разглядывая друг друга. Первой начала улыбаться
Лена, потом я.
В конце концов, люди занимаются
сексом и прилюдно. Наверное, для этого надо быть слегка эксгибиционистом, но в
военно-полевых условиях…
— Выключайте воду, время вышло! —
крикнул из-за стены дед. — Через минуту зайду!
— Хрен тебе, а не стриптиз, старый
пакостник, — злорадно сказала Лена, быстро вытираясь. Я снова последовал ее
примеру, вытерся и надел джинсы и рубашку на голое тело.
Провожаемые старательно маскируемым
под кашель хихиканьем, мы с Леной прошли мимо старика и довольно легко нашли
отведенную нам комнату.
Да, невелики были палаты. Кровать
(широкая, тут Палыч не соврал), перед ней длинный и узкий стол. На столе —
лампа в матовом белом абажуре и два подноса. На стене крючки для одежды и
пустая полочка.
— Кошмар, — глядя на подносы,
сказала Лена.
Еда выглядела странно.
Какой-то напиток в стеклянном
стакане. Черный, разумеется. На тарелке — горка чего-то вроде картофельного
пюре, багрово-черные помидорины, кусок черного, будто пережаренного до
состояния угля, мяса. Хлеб — тоже черный, хотя по воздушности и пористости похо
дил на белый. Суп — черный, с плавающей сверху черной же
гренкой. Бутылка — очевидно, алкоголь. Тоже черный.
— Пищевой синтезатор использует
местную воду, — сказала Лена вполголоса. — И, похоже, она при этом цвет не
меняет.
— А я когда вербовался,
иронизировал, могу ли стать негром, — вспомнил я. — А вдруг?
— Я тогда им кое-что откручу, —
пригрозила Лена. — Ничего не имею против черной кожи, но мне моя дорога как
память о мамочке…
Она подцепила вилкой кусок
помидорины, закрыла глаза и отправила в рот. Прожевала. Вынесла вердикт: