Какое-то время мы ехали молча, иногда по настроению перекидываясь парой фраз. Это был один из тех редких случаев, когда Холмс не зарылся в кипе газет, которые приобрел на вокзале перед отправлением. Постепенно пейзаж за окном становился все более равнинным; вокруг простирались огромные поля. Мы проезжали мимо солодосушилен, причудливых конусообразных зданий, обычных для Кента. Они всегда странным образом напоминали мне Нидерланды: ни дать ни взять мельницы, только без колеса. Я заметил, что и Холмс смотрит на них.
– Да, мы словно в другой стране, – сказал он, и я кивнул в знак согласия.
Когда мы добрались до Танбридж-Уэллса, то прождали еще около получаса в ожидании местного поезда, который отправлялся в Сиссингхерст. Я съел сэндвич на вокзале, а Холмс отказался перекусывать, вместо этого сверив расписание по «Брэдшоу»
[16]
.
Местный состав прибыл вовремя, и мы сели в купе. Сочетание теплой погоды и легкой тряски в вагоне навевало сон, так что я немного вздремнул, но уже к следующей станции проснулся. На поезде мы добрались до маленькой деревушки, название которой я за давностью лет забыл. Холмс заранее выслал телеграмму, предупредив о нашем приезде, однако вскоре стало ясно, что Корнуоллис не отправил за нами свой транспорт, так что пришлось нанять экипаж, который доставил нас прямиком до Сиссингхерста. Вез нас грузный парень, цветом лица, сложением и темпераментом весьма похожий на лошадь, тянувшую экипаж. Несколько миль мы проехали под приятным солнечным светом в молчании. В какой-то момент Холмс спросил кучера, может ли тот что-нибудь рассказать о поместье.
– А нечего особо рассказывать-то, – пробубнил парень. – Деревня да поля. Хозяйство хорошее. Ну, еще есть старый дом. Ему уже лет сто, и он почти весь рассыпался. Иногда его называют замком – может, из-за башни, – но по мне так это просто старая развалюха.
– Что-нибудь интересное там происходило? – спросил Холмс. Я понимал, что он намеренно избегает употреблять слово «сокровища».
– Вроде нет. Разве что там жил Кровавый Бейкер.
Детектив взглянул на меня:
– Если перед фамилией человека стоит слово «Кровавый», то это уже интересно, да, Уотсон? Можете рассказать об этом человеке поподробнее? – снова обратился он к кучеру.
– А я толком ничего и не знаю, – ответил парень, натягивая поводья. Лошадь и не подумала идти быстрее. – Вроде он был католиком и приспешником королевы Марии во времена ее правления. Он владел Сиссингхерстом и считал своей обязанностью превратить в ад жизнь всех протестантов, поселившихся в округе. Это то, что я знаю точно, но еще много всякого болтают – я про Кровавого Бейкера слышу постоянно, всю свою жизнь.
Кучер погрузился в молчание, лишь время от времени цокая языком на лошадь, которая хоть и поводила ухом, но более никак не реагировала. Через несколько миль мы перебрались через небольшой холм, и наш возница указал хлыстом на здание вдалеке:
– Это и есть Сиссингхерст.
На той стороне ухоженных полей мы увидели помещичий дом и руины более старой постройки. Пока мы ехали к ним, работники фермы отрывались от своих занятий, чтобы поглазеть на нас. Вскоре экипаж, изрядно попетляв через поля и луга, добрался до дома, рядом с которым нас ждал молодой человек лет двадцати пяти.
– Мистер Холмс? – спросил он, подходя к нам, когда мы выбрались из экипажа. – Я Стэнли Корнуоллис. Благодарю за то, что приехали. Простите, что не отправил за вами повозку на вокзал. Меня несколько взбудоражили сегодняшние события.
– Ничего страшного, мистер Корнуоллис, – сказал Холмс, а потом представил меня: – Я привез с собой доктора Джона Уотсона, он также расследует преступления и часто помогает мне.
Я пожал руку Корнуоллису, чувствуя прилив гордости после замечания моего товарища. Мы с молодым человеком промычали друг другу какие-то приветствия, и Холмс спросил:
– О каких именно событиях вы говорите?
– Пройдемте, господа. – Корнуоллис повернулся и пошел вдоль стены дома, а затем спросил через плечо: – Доктор Уотсон в курсе, почему я изначально вам написал?
– Отчасти, – ответил Холмс. – Однако я еще не открыл ему всего, что мне удалось выяснить в ходе изысканий.
– Я тоже пока что не получал от вас отчет, мистер Холмс, – заметил Корнуоллис. – Вы нашли хоть какие-то намеки на то, какие сокровища могут быть спрятаны в Сиссингхерсте?
– Ни единой, – признался знаменитый детектив. – Место может похвастаться долгой историей, но здесь нет ничего примечательного – ничего такого, что выделяло бы это место среди бесчисленных деревенек Британии.
– Тогда почему этот безумный американец творит такое? – Корнуоллис завел нас за угол дома, после чего остановился и показал на площадку, которая тянулась от дома к террасе из широких плит.
Многие плиты в разных местах, причем без очевидной системы, были выворочены из земли. Некоторые косо засунули обратно, а другие просто оставили валяться перевернутыми на соседних камнях. Тыльная сторона перевернутых плит, вся в грязи, впервые с дня строительства террасы увидела солнечный свет.
На некоторых участках, где под плитой обнаруживался пласт земли, кто-то с помощью кирки или лопаты раскопал почву, оставив небольшие ямы около полуметра в ширину и глубину. Из одной такой ямы ближе к краю террасы торчали останки тонкого деревца; свежий срез ствола при дневном освещении казался белым, словно кость. Пока я рассматривал картину разрушений, на обрубок приземлилась птичка, но почти тут же улетела, поскольку хилое деревце прогнулось под ее весом, а потом еще какое-то время покачивалось, уже после того, как птичка перебралась на соседнее.
Мы с Холмсом подошли поближе. Терраса, наверное, когда-то была красивой, но сейчас здесь царила разруха. Когда первый шок от лицезрения столь явного вандализма прошел, я начал подмечать и другие детали. В стороне, там, где к камням примыкала лужайка, громоздилась целая коллекция безукоризненной садовой мебели. Мебель расставили как попало – видимо, просто перенесли с террасы, перед тем как совершить это варварство.
Я обратил внимание на куски извести вокруг перевернутых плит. В некоторых случаях остатки скрепляющего раствора торчали вдоль неровных краев камней, а там, где плиты по каким-то причинам остались нетронутыми, полоски извести виднелись в стыках между ними – поразительно чистые, без намека на траву или мох.
Несмотря на картину, от которой неприятно веяло разгромом, я видел, что на губах Холмса играет легкая улыбка.
– Это вы имели в виду, мистер Корнуоллис, когда упомянули в телеграмме, что ситуация стала невыносимой? – уточнил сыщик.
– Разумеется, именно это, – ответил Корнуоллис довольно резким тоном. – Вот эту самую ситуацию! И американца! Это невыносимо! Я хочу, чтобы вы собрали доказательства, которые помогли бы остановить варварство. Я его засужу, сэр! Клянусь! Я отправил вам телеграмму сразу после того, как увидел разоренную террасу, а потом послал и за представителями закона.