Через сорок пять минут мы уже сидели в поезде, который двигался по южному Лондону в направлении Танбридж-Уэллса
[12]
. Я нетерпеливо ерзал на сиденье: не терпелось вырваться из города и увидеть естественную и неиспорченную красоту английских деревенек и полей.
Весна 1888 года выдалась для меня сложной. В прошлом декабре я потерял мою дорогую жену Констанцию, которая умерла от внезапной болезни. Холмс тут же предложил мне вернуться в квартиру на Бейкер-стрит, и я без сожалений продал медицинскую практику в Кенсингтоне, которая и в лучшие времена не слишком-то меня интересовала. Участие в расследованиях помогло мне отвлечься от потери. Уже в этом году мы успели раскрыть тайну трагедии в Бирлстоуне, а также необычное дело о знатном холостяке. На прошлой неделе Холмс помог установить личность загадочного соседа мистера Гранта Монро
[13]
. Стоит сказать, что в последнем случае знаменитый сыщик ожидал чего-то куда более мрачного, чем оказалось на самом деле.
Холмс прервал мои размышления.
– Работа – лучшее лекарство, мой друг, – мягко сказал он.
Я поднял голову и понимающе улыбнулся. Задумавшись, я теребил безымянный палец, на котором раньше носил обручальное кольцо, и не нужно обладать потрясающими дедуктивными способностями Холмса, чтобы понять, о чем я думаю. Этой весной мои мысли часто занимала покойная жена.
– Итак, – оглядываясь, произнес я, как только за окном начали мелькать сельские пейзажи, – куда именно мы едем в графстве Кент?
– В Сиссингхерст. Знакомо это название?
– Боюсь, ни разу не слышал.
– Это небольшая деревенька к югу от Мейдстоуна и к востоку от Танбридж-Уэллса. Не думаю, что в самом поселении есть хоть что-то примечательное, однако мы едем в тамошний замок, который, насколько я понимаю, является архитектурной доминантой ландшафта. Несколько дней назад я получил письмо от владельца замка и окружающих угодий, мистера Стэнли Корнуоллиса
[14]
. На всякий случай я изучил здешние места – вдруг это окажется полезным для решения проблемы мистера Корнуоллиса.
Поезд набирал скорость и мчался на юго-восток. Солнце уже было почти в зените, а значит, время двигалось к полудню. Все вокруг казалось свежим и зеленым. Последние несколько дней стояла теплая погода, и при этом шел дождь, а потому все расцвело пышным цветом. Вдалеке тянулись равнины, я видел клубы тумана – остаточная влажность испарялась под действием солнца.
– И что же мистеру Корнуоллису потребовалось от Шерлока Холмса? – спросил я.
– Ему досаждает охотник за сокровищами.
Я наклонил голову и усмехнулся:
– Сокровища? В Кенте? Я еще понимаю, где-нибудь вдоль побережья, где веками курсировали контрабандисты и время от времени тонули корабли. Но в сердце страны? Вряд ли.
– Вы слишком узко понимаете слово «сокровища», Уотсон, – возразил Холмс. – Я всего пару месяцев назад рассказывал вам о Реджинальде Месгрейве в Херлстоне
[15]
: тогда в ходе расследования я обнаружил утраченную корону, которая принадлежала монаршему роду, а потом попала к предку Месгрейва.
Я кивнул. Странную историю о ритуале, который веками повторяли члены семейства Месгрейвов, Холмс среди прочих поведал мне в прошлом январе. Раньше знаменитый детектив был очень скрытным, но в последнее время часто стал рассказывать о прошлых делах, чтобы отвлечь меня от мыслей о тяжелой утрате.
– Насколько я помню, корону Карла спрятали в Херлстоне во время правления Кромвеля. Корнуоллис подозревает, что нечто подобное случилось и в Сиссингхерсте?
– Нет, напротив, он совершенно уверен, что в доме ничего не спрятано. Замок, по-видимому, имеет некоторое отношение к событиям смутного периода времен перехода власти от Марии Шотландской к Елизавете. В той местности эта история всем известна, но раньше не было и намека на сокровища. Однако несколько недель назад в Сиссингхерст приехал американец и заявил, что нужно обыскать здания и прилегающие территории, чтобы найти нечто ценное. Пока хозяин не пускает непрошеного гостя в замок – видимо, просто не хочет, чтобы его тревожили. Однако, несмотря на изначальный скепсис, мистер Корнуоллис заинтересовался, есть ли доля истины в притязаниях американца, – продолжил Холмс. – В первом письме Корнуоллис обрисовал ситуацию и спросил, не заинтересован ли я в проведении изысканий, чтобы решить, может ли здесь быть хоть толика правды. Я ответил, что занят небольшим расследованием в Лондоне, но не особо интересным, так что вряд ли оно отнимет у меня много сил. На этой неделе я пару часов потратил на работу в читальном зале Британского музея, где проводил куда больше времени в начале карьеры, когда дни тянулись долго, а клиенты обращались редко. Хотя нашлись данные об исторической значимости сельскохозяйственных угодий, принадлежащих мистеру Корнуоллису, я не обнаружил доказательств того, что в Сиссингхерсте может быть спрятано какое-то сокровище. Я собирался изложить результаты своих изысканий владельцу замка, и тут утром принесли телеграмму. Похоже, случилось нечто такое, что требует нашего присутствия. Как вы видите, послание весьма туманное, – добавил Холмс, выуживая из кармана жилета сложенный листок.
Я развернул его и прочел: «Приезжайте немедленно. Ситуация стала невыносимой. Сообщите о времени приезда телеграммой. Корнуоллис». Я протянул телеграмму другу:
– Действительно, весьма туманно. Это может быть что угодно – от неприятной встречи с этим американцем до убийства.
– Надеюсь, все-таки не убийство, – улыбнулся сыщик. – Иначе Корнуоллис выбрал бы более категоричную формулировку, чем просто «невыносимая ситуация».
– Можете сказать о нем что-нибудь по его первому письму? – спросил я.
– Ничего существенного. Лет двадцать пять, состоятельный, образованный. Нервный, иногда легкомысленный. Возможно, страдает от астмы – определенно есть какие-то проблемы с дыханием. Много путешествовал по континенту.
– И все это вы поняли по его почерку, выбору слов, фразам и написанию цифр на континентальный манер?
– Разумеется.
– А дыхательные проблемы?
– Все письмо пропахло камфорой, особенно клей, которым запечатан конверт.
Я кивнул. Каждую из этих особенностей Холмс, читая письмо, видел сразу же так явственно, как если бы молодой человек стоял прямо перед ним. Я знал прославленного гения дедукции уже семь лет и потому не удивился, столько информации он выудил из таких мелочей. Нет, я не принимал его талант как должное и не преуменьшал его, просто больше уже не испытывал изумления.