– Это неправильно, – сказал я.
– Что неправильно?
– То, что он хочет сделать. Убить собственную жену.
– А что бы ты сделал, если бы твоя жена спала с другим в твоем доме?
Она подловила меня.
– Думаю, у тебя доброе сердце, Улав.
– В наши дни добрые сердца не самый ходовой товар.
– Нет, это не так. Добрые сердца встречаются редко, и в них всегда есть потребность. Ты – редкий человек, Улав.
– Ну уж не знаю.
Корина зевнула и потянулась гибко, как кошка, – у кошек передние лапы соединены прямо с плечами, так что кошка пролезет в любое отверстие, куда пройдет ее голова. Очень полезно при охоте. И при побеге.
– Если у тебя найдется шерстяное одеяло, то я, пожалуй, поспала бы, – сказала она. – День был слегка перенасыщенным.
– Я поменяю белье на кровати, и можешь ее занять, – произнес я. – А мы с диваном – старые друзья.
– Вот как? – сказала она и подмигнула мне большим голубым глазом. – Это значит, я не первая, кто здесь ночует?
– Первая. Но случается, что я читаю на диване и засыпаю.
– Что читаешь?
– Ничего особенного. Книги.
– Книги? – Она склонила голову набок и лукаво улыбнулась, как будто поймала меня на лжи. – Я вижу здесь всего одну книгу.
– Библиотека. Книги занимают много места. Кроме того, я пытаюсь читать меньше.
Она подняла книгу, лежащую на столике в гостиной.
– «Отверженные». И о чем она?
– О многом, как мне кажется.
Корина приподняла бровь.
– В основном о мужчине, получающем прощение за свои преступления, – ответил я. – Остаток жизни он тратит на то, чтобы компенсировать нанесенный вред, и совершает добрые дела.
– Хм… – Она взвесила книгу на руке. – Ты не ответил на вопрос о том, что мы будем делать, Улав.
– Вот что мы должны сделать, – ответил я. – Мы должны устранить Даниэля Хоффманна, прежде чем он устранит нас.
Когда я формулировал этот ответ у себя в голове, он казался мне идиотским. И сейчас, когда я произнес его вслух, он прозвучал столь же по-идиотски.
Глава 8
На следующий день ранним утром я отправился в пансионат. Обе комнаты, выходившие окнами на квартиру Хоффманна, были сданы. Я устроился в утренних сумерках на улице, позади припаркованного грузовика, и поднял глаза на окна его гостиной. Я ждал, сжимая пистолет в кармане пальто. Обычно в это время он уже выезжает на работу, но сегодня был необычный день. Свет горел, но невозможно было понять, есть ли кто-нибудь в квартире. Я надеялся, что Хоффманн понял: мы с Кориной не в бегах, не сидим в гостиничном номере где-нибудь в Копенгагене или Амстердаме. Во-первых, это не мой стиль, а во-вторых, у меня не было денег, и Хоффманн это знал. Мне пришлось попросить у него задаток для покрытия текущих расходов. Он поинтересовался, почему у меня нет бабла, ведь он совсем недавно заплатил мне за две работы. Я ответил что-то про старые развлечения.
Если Хоффманн считал, что я в городе, то он считал, что я попытаюсь добраться до него раньше, чем он доберется до меня. Со временем мы неплохо узнали друг друга. Но одно дело – думать, будто ты знаешь кое-что о людях, а другое дело – знать на самом деле. Я и раньше ошибался. Может быть, он один там, наверху. В таком случае мне вряд ли представится возможность лучше, чем когда он будет выходить из квартиры. Надо просто дождаться, когда за ним захлопнется дверь в парадную (чтобы он не смог нырнуть обратно в дом), перейти улицу и дважды выстрелить ему в торс с расстояния пяти метров, а потом дважды в голову в упор.
Слишком хорошо, чтобы быть правдой.
Дверь парадной открылась. Появился он.
И Брюнхильдсен с Пине. У Брюнхильдсена была накладка на лысине, похожая на собачью шерсть, и жидкие усики, напоминающие крокетные ворота. На Пине была коричневая кожаная куртка, которую он носил и зимой, и летом. Маленькая шляпа, сигарета за ухом и рот, постоянно находящийся в движении. Через улицу до меня доносились обрывки слов. «Гребаный мороз» и «говнюк».
Хоффманн остановился в дверях, а два его пса выскочили на тротуар и оглядели улицу в обе стороны. Их руки были опущены глубоко в карманы.
Затем они подали знак, что Хоффманн может выходить, и направились к машине.
Я пригнулся и пошел в противоположном направлении. Ладно. Как я уже говорил, слишком хорошо, чтобы быть правдой. Но теперь я, по крайней мере, знал, что он понимает, как я собираюсь решать проблему. Умрет он, а не я.
В любом случае все это означало, что мне необходимо перейти к плану А.
Я начал с плана Б по той причине, что в плане А мне не нравилось решительно все.
Глава 9
Я люблю смотреть кино. Не так сильно, как читать книги, но хороший фильм выполняет почти те же самые функции, что и книга: он заставляет иначе взглянуть на вещи. Но ни один фильм не заставил меня иначе взглянуть на преимущество нахождения в большинстве и обладания более тяжелым оружием. В сражении между одним человеком и несколькими, когда обе стороны готовы к бою и вооружены, тот, кто находится в одиночестве, погибает. В сражении, где одна из сторон оснащена автоматическим оружием, она выигрывает. Этот опыт дался мне настолько нелегко, что я не собирался делать вид, будто это не так, просто чтобы не обращаться к Рыбаку. Это на самом деле так. И поэтому я отправился к Рыбаку.
Как я уже говорил, Рыбак был тем, кто делил с Даниэлем Хоффманном рынок героина Осло. Рынок этот не особо велик, но поскольку на нем доминировал героин, клиенты имели деньги, а цены были высоченными, то и прибыль получалась огромной. Все началось с Русского пути, или Северного прохода. До того как он появился в семидесятые годы благодаря русским и Даниэлю Хоффманну, большая часть героина поступала в Норвегию из Золотого треугольника через Турцию и Югославию, по так называемому Балканскому пути. Пине говорил мне, что работает сутенером у Хоффманна, и поскольку девяносто процентов шлюх принимают героин, то в расчетах с большинством из них доза – такая же ходовая валюта, что и норвежская крона. И Хоффманн додумался до того, что если раздобыть дешевый героин, то валовая прибыль от продажи сексуальных услуг возрастет соответственно.
Идея раздобыть дешевую наркоту пришла не с юга, а с севера. С маленького, практически не заселенного полярного острова Западный Шпицберген, который делят Норвегия и Советский Союз, добывая уголь каждый на своей стороне острова. Жизнь там трудна и монотонна, и Хоффманн слышал жуткие истории норвежских шахтеров о том, как русские забываются с помощью водки, героина и русской рулетки. Хоффманн поехал на север, познакомился с русскими и вернулся домой с договором. Оказалось, что опий-сырец ввозится в Советский Союз из Афганистана и там перерабатывается в героин, после чего транспортируется на север, в Архангельск и Мурманск. Переправить наркоту оттуда в Норвегию совершенно невозможно, поскольку коммунисты серьезно патрулируют границу с состоящей в НАТО Норвегией, и наоборот. Но на Западном Шпицбергене, где сорокаградусные морозы да границы патрулируют только белые медведи, проблем с передачей не было.