Русский лабиринт - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Дарин cтр.№ 122

Теперь, по прошествии 80 лет со дня гибели поэта, мы можем определенно сказать: Есенин выиграл борьбу во всех ипостасях, хотя цена победы оказалась – жизнь. Борьба за русскость, очевидно, не прекратится, пока жив последний русский, но у нее есть великое знамя – слово Сергея Есенина.

О Русь, взмахни крылами,

Поставь иную крепь!

С иными именами

Встает иная степь.

2005

Писать эту статью сейчас особенно интересно (не уверен, что читать тоже): страсти схлынули, высказались очень многие кино-, литературо– и есениноведы, а также родственники, медэксперты, эксперты без четкой специализации, «продвинутые» в теме и не очень телезрители. Интересно, что же взволновало (обрадовало и огорчило) их больше всего в этом сериале. В целом можно сказать так: обрадовало, что поддержана версия убийства Есенина и тем самым с поэта снимался ярлык самоубийцы, огорчило же то, что Есенин показан совсем уж «горьким пропойцей», непонятно когда сумевшим написать десятки поэм и сотни пронзительнейших стихотворений.

Фильм создан по сценарию Владимира Валуцкого, написанному по мотивам романа отца исполнителя главной роли Есенина – Сергея Безрукова – Виталия Безрукова. Роман, в свою очередь, написан на основе версии гибели Есенина бывшего следователя Эдуарда Хлысталова (в исполнении Александра Михайлова). Я спрашивал, кстати, Александра Яковлевича на записи своей авторской программы на Радио России «Беседы о Сергее Есенине» (съемки еще шли), насколько вообще возможно воплотить на экране образ не просто исторического героя, который всегда воспринимается довольно отстраненно, особенно следующими поколениями, а вошедшей в генетическую память народа тончайшей «Божьей дудки», выпеснившей Россию изнутри и совпавшей с ней судьбой: запутанной жизнью и гибелью. Тогда Александр Михайлов сказал, что, по его мнению, Сергею Безрукову удалось воплотить на экране Сергея Есенина. Удалось ли?

То, что фильм изобилует историческими неточностями (легко избегаемыми, кстати): поэт выступал не в императорском дворце, а в царскосельском лазарете 22 июля 1916 г. по случаю именин вдовствующей императрицы Марии Федоровны и великой княжны Марии Николаевны, где княжны работали сестрами милосердия, причем с Клюевым. К этому концерту Есенин по заказу Ломана написал приветствие царевнам с профетическими строками: «Все ближе тянет их рукой неодолимой // Туда, где скорбь кладет печать на лбу. // О, помолись, святая Магдалина, за их судьбу». Здесь бы провести сюжетную линию с расстрелом царской семьи, хотя бы в разговоре с Блюмкиным – это «заиграло бы»; в 1922 году Есенин не мог ездить в поезде по России (странно, что Троцкий, перемещавшийся по стране на собственном поезде, завидует Есенину, что, мол, «по стране поездите»), так как в это время ездил с Дункан по совсем другим странам (встреча с Троцким произошла как раз по возвращении из этого вояжа – в 1923 году, а никак не раньше); Есенин узнает в этом мифическом турне на поезде в 1922 году о смерти Блока, хотя Блок умер в августе 1921 года (!); въедливые зрители усмотрели несоответствия в военной форме царской армии и в форме ВЧК – ГПУ и т. д. и т. п.), это, конечно, досадно, но не «делает погоды». Серьезнее промахи в самом романе, связанные скорее с творческими, а не биографическими моментами. Например, Блок не говорил Есенину при первой встрече 9 марта 1915 г. у себя на квартире, что за «каждый шаг свой рано или поздно придется дать ответ, а шагать теперь трудно, в литературе, пожалуй, всего труднее». Это взято из письма Блока Есенину от 22 апреля того же года, которое гораздо пространнее обыгранного в романе эпизода и начинается совсем с другой интонацией: «Дорогой Сергей Александрович. Сейчас очень большая во мне усталость и дела много. Потому думаю, что пока не стоит нам с Вами видеться, ничего существенно нового друг другу не скажем…» Такие и другие упрощения ведут к неоправданному опрощению всего романа, который, не отражая всех тонкостей взаимоотношений исторических лиц, превращает его в малохудожественное произведение.

Таким ли был Есенин, такие ли люди ухабили его судьбу, такие ли боролись и страдали за него? Вот это главный вопрос, и меньше всего ответов на него дает «есенинский сериал». Я, конечно, далек от мысли, что кому-то доступна вся правда о Есенине, но попытаться понять, как этот пожар, зажженный поэтом в начале прошлого века, не только не потух, но превратился в зарю, во что-то природное, без чего нельзя представить себе русскую жизнь, – вот сверхзадача любого произведения о Есенине.

Обратимся к современникам поэта.

«Впервые я увидал Есенина в Петербурге в 1914 году, где-то встретил его вместе с Клюевым. Он показался мне мальчиком 15–17 лет. Кудрявенький и светлый, в голубой рубашке, в поддевке и сапогах с набором, он очень напомнил слащавенькие открытки Самокиш-Судковской, изображавшей боярских детей, всех с одним и тем же лицом… Есенин вызвал у меня неяркое впечатление скромного и несколько растерявшегося мальчика, который сам чувствует, что не место ему в огромном Петербурге…

Через шесть-семь лет я увидел Есенина в Берлине, в квартире А.Н. Толстого. От кудрявого, игрушечного мальчика остались только очень ясные глаза, да и они как будто выгорели на каком-то слишком ярком солнце. Беспокойный взгляд их скользил по лицам людей изменчиво, то вызывающе и пренебрежительно, то, вдруг, неуверенно, смущенно и недоверчиво. Мне показалось, что в общем он настроен недружелюбно к людям. И было видно, что он – человек пьющий», – вспоминал М. Горький. Я не знаю, были ли такие великолепные описания вида и состояния героя в сценарии, но в фильме я таких контрастных красок не увидел. Кстати, сцена поездки с Горьким в Луна-парк в Берлине в 1922 году отличается от воспоминаний самого Горького.

– Yes! Да! Луна-парк! Карашо! – Дункан стала нежно обнимать и целовать мужчин.

– При мне не смей! – сильно шлепнул Есенин Асейдору по голой спине и, спохватившись, неестественно рассмеялся. – Так по В. Безрукову.

– Когда одевались в прихожей, Дункан стала нежно целовать мужчин.

– Очень хороши рошен, – растроганно говорила она. – Такой – ух! Не бывает…

Есенин грубо разыграл сцену ревности, шлепнул ее ладонью по спине, закричал:

– Не смей целовать чужих!

Мне подумалось, что он сделал это лишь для того, чтоб назвать окружающих людей чужими. – Так по М. Горькому. Фабула та же, но насколько различен сюжет. Какую поразительную разницу в обстановке, в мотивации и мироощущении героев дают почуствовать эти, на первый взгляд несущественные детали. Но не зря говорят, что в деталях дьявол. «При мне» и «чужих» – вообще разные понятия. И уж кто-кто, а великий писатель не мог ошибиться в ключевых словах. Поэтому В. Безрукову как-то вообще не верится, хотя, чтобы проверить все детали, нужно писать не статью, а диссертацию или по крайней мере другой роман. И напоследок об этом вечере в берлинском Луна-парке. Насчет слов «хаять» и «порицать» – ответ «короткие слова всегда лучше многосложных» произнес не Горький, а сам Есенин. Так по крайней мере вспоминает писатель. На основе чего В. Безруков приписывает героям слова других героев, непонятно. Зато совершенно понятно, что описания аттракцинов практически дословно переписаны с воспоминаний Натальи Крандиевской-Толстой. Сравните: «Рядом грохотало знаменитое “железное море”, вздымая волнообразно железные ленты, перекатывая через них железные лодки на колесах… В другом углу сада бешено крутящийся щит, усеянный цветными лампочками, слепил глаза до боли в висках». – Наталья Крандиевская-Толстая. «О Есенине» – стихи и проза писателей – современников поэта. Москва. Изд-во «Правда», 1990, с. 453–454. «Рядом шумело знаменитое “Железное море” с железными лодками на колесах, перекатывающимися по железным волнам. В другом углу сада бешено крутящийся щит, усеянный цветными лампочками, слепил глаза». – В. Безруков. «Есенин». С.-Петербург. Изд-во «Амфора», 2005, с. 249. Там же: «Асейдора царственно скучала». – Толстая. «Айседора сидела… с царственной скукой». – В. Безруков. Неловко-с, г-н беллетрист. Если уж берете сюжет эпизода, то описывать происходящее как-то надо бы самому.