Манипуляция сознанием. Век XXI - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Кара-Мурза cтр.№ 25

Слом традиционного общества средневековой Европы, как мы уже говорили, привел к созданию нового языка с «онаученным» словарем. Интенсивным словотворчеством сопровождалась и революция в России начала XX века. В ней были разные течения. Более мощное из них было направлено не на устранение, а на мобилизацию скрытых смыслов, соединяющей силы языка. Наибольшее влияние на этот процесс оказали Велемир Хлебников и Владимир Маяковский.

Маяковский черпал построение своих поэм в «залежах древнего творчества». Он буквально строил заслоны против языка из слов-амеб. У Хлебникова эта принципиальная установка доведена до полной ясности. Он, для которого всю жизнь Пушкин и Гоголь были любимыми писателями, поднимал к жизни пласты допушкинской речи, искал славянские корни слов и своим словотворчеством вводил их в современный язык. Даже в своем «звездном языке», в заумях, он пытался вовлечь в русскую речь «священный язык язычества».

Для Хлебникова революция среди прочих изменений была средством возрождения и расцвета нашего «туземного» языка («нам надоело быть не нами»). Его словотворчество отвечало всему строю русского языка, было направлено не на разделение, а на соединение, на восстановление связи понятийного и просторечного языка, связи слова и вещи. Он писал: «Словотворчество, опираясь на то, что в деревне, около рек и лесов до сих пор язык творится, каждое мгновение создавая слова, которые то умирают, то получают право бессмертия, переносит это право в жизнь писем. Новое слово не только должно быть названо, но и быть направленным к называемой вещи», – писал он. Это – процесс, противоположный тому, что происходил во время буржуазных революций в Европе.

При этом включение фольклорных и архаических элементов вовсе не было регрессом, языковым фундаментализмом, это было развитие. Хлебников, например, поставил перед собой сложнейшую задачу – соединить архаические славянские корни с биологичностью языка, к которой пришло Возрождение («каждое слово опирается на молчание своего противника»).

Напротив, во время общественного слома в конце XX века вызрело и отложилось в общественной мысли обратное явление, целый культурный проект – насильно, с помощью СМИ, переделать наш туземный язык и заполнить сознание, особенно молодежи, словами-амебами, словами без корней, разрушающими смысл речи. Когда русский человек слышит слова «биржевой делец» или «наемный убийца», они поднимают в его сознании целые пласты смыслов, он опирается на эти слова в своем отношении к обозначаемым ими явлениям. Но если ему сказать «брокер» или «киллер», он воспримет лишь очень скудный, лишенный чувства и не пробуждающий ассоциаций смысл. И этот смысл он воспримет пассивно, апатично [12] . Методичная и тщательная замена слов русского языка такими словами-амебами – не «засорение» или признак бескультурья. Это – необходимая часть манипуляции сознанием.

Каждый может вспомнить, как вводились в обиход такие слова-амебы. Не только претендующие на фундаментальность (типа «общечеловеческих ценностей»), но и множество помельче. Вот, в сентябре 1992 г. в России одно из первых мест по частоте употребления заняло слово «ваучер». Введя его в язык реформы, Гайдар не объяснил ни смысла, ни происхождения слова. Даже специалисты понимали смысл туманно, считали вполне «научным», но точно перевести на русский язык не могли. «Это было в Германии, в период реформ Эрхарда», – говорил один. «Это облигации, которые выдавали в ходе приватизации при Тэтчер», – говорил другой. Некоторые искали слово в словарях, но не нашли.

Вот, казалось бы, взаимозаменяемые слова – руководитель и лидер. Почему пресса настойчиво стремится вывести из употребления слово руководитель? Потому, что это слово исторически возникло для обозначения человека, который олицетворяет коллективную волю, он создан этой волей, он – продукт сотрудничества. Слово лидер возникло из философии конкуренции. Лидер персонифицирует индивидуализм предпринимателя. И в России телевидение уже не скажет руководитель. Нет, лидер Белоруссии Лукашенко, лидер компартии Зюганов…

В большом количестве внедряются в язык слова, противоречащие здравому смыслу. Они подрывают логическое мышление и тем самым ослабляют защиту против манипуляции. Сейчас, например, часто говорят «однополярный мир)). Это выражение абсурдно, поскольку слово «полюс» по смыслу неразрывно связано с числом два, с наличием второго полюса. В октябре 1993 г. было введено выражение «мятежный парламент» – по отношению к Верховному Совету РСФСР. Это выражение нелепо в приложении к высшему органу законодательной власти (поэтому обычно в таких случаях говорили «президентский переворот»).

Характеристики слов-амеб, которыми манипуляторы заполняют язык, хорошо изучены. Предложено около 20 критериев для их различения – все они красноречивы. Так, эти слова уничтожают все богатство семейства синонимов и сокращают огромное поле смыслов до одного общего знаменателя. Он приобретает «размытую универсальность», обладая в то же время очень малым, а то и нулевым содержанием. Объект, который выражается этим словом, очень трудно определить другими словами – взять хотя бы слово «прогресс», одно из важнейших в современном языке. Отмечено, что эти слова-амебы не имеют исторического измерения, непонятно, когда и где они появились, у них нет корней. Они быстро приобретают интернациональный характер.

Чтобы ввести в обиход слова, разрушающие ткань естественного языка, очень важно и звучание, «звуковой облик» слова. В период общественных потрясений важным становится не благозвучие в его обычном смысле, а броскость, энергичность слова, необычность звучания. Для этого хорошо подходят иностранные слова, насыщенные звонкими согласными (брокер, консалтинг, миллениум), особенно удвоенными (триллер, саммит). Привлекательность достигается и смешением стилей (камикадзе-шахид, напиток «Кургазак-Оранж»), иногда сочетанием слов с несовместимыми смыслами (демоисламисты).

Для того чтобы вскрыть изначальные, истинные смыслы даже главных слов нового языка, приходится совершать работу, которую философы называют «археологией» – буквально докапываться до смысла. Многое вскрыто, и когда читаешь эти исследования, эти раскопки смыслов трехвековой давности, оторопь берет, как изощренно упакованы смыслы понятий, которые мы беспечно включили в свой туземный язык.

Конечно, если бы туземный язык был уничтожен амебами полностью, общество было бы разрушено, ибо диалог стал бы невозможен. Но все же в современном западном обществе он подавлен монополией правильного языка так же, как туземные продукты подавлены промышленными товарами. Сегодня мы видим, как модернизация сокрушает последний бастион языка, сохраняющего древние смыслы, – церковь. Мало того, что священники вне службы, даже в облачении, стали говорить совершенно «правильным» языком, как журналисты или политики. Модернизации подвергаются священные тексты.