Слепой секундант - читать онлайн книгу. Автор: Дарья Плещеева cтр.№ 10

— Научишь Тимошу, как на нее выйти. А я тебе записочку к доктору продиктую… Ох, черт!.. — Андрей вспомнил, что дорожный письменный прибор за ненадобностью велел упрятать подальше. А куда — неведомо.

Еремей с Тимошкой принялись искать прибор. Фофаня, гревший босые ноги у печки, с любопытством смотрел на Андрея, взгляд у страдальца был живой и бойкий. В конце концов откопали и бумагу, и чернильницу, и пузырек с чернилами, и карандаши.

— Пиши карандашом, — сказал Андрей. — Первое. Найти Венецкого, установить с ним связь.

— Графа Венецкого? — уточнил Фофаня.

— Графа. Второе… Разведать, что творится в доме Беклешовых. Исхитриться встретиться с Дуняшкой. Третье — записку Акиньшину послать. Фофаня, как ему объяснить, куда он ко мне прийти может?

— А чего объяснять? Семена Моисеева постоялый двор. Его тут каждая собака знает.

— Так. Это задачи первоначальные и тактические. Список стратегических задач будет иным… Бери другой лист. Первое — узнать, что за письма принесены к графине Венецкой. Сие могут знать Маша, графиня Венецкая, граф Венецкий и некое четвертое лицо. Но Венецкий высказался так: он бы прочитал эти письма. Статочно, он их даже не видел, а, как выразился Акиньшин, ими перед носом помахали… Но письма были, иначе Маша не прибежала бы ночью. С ней была Дуняшка… Тимоша! Завтра, отнеся записки Акиньшину и немцу, поди к Беклешовым, постарайся девку выманить. Объясни — я-де хочу отыскать барышню, пока та в беду не попала. Ты Дуню не за ручку хватай и не целоваться лезь, а первым делом вызнавай — кому Маша писала те письма.

— Баринок мой любезный, — перебил Еремей. — Может, не стоит эти козни распутывать? Что мы можем-то? Ведь выйдет одно огорчение…

— Мы можем все, — твердо сказал Андрей, вспомнил зареванное лицо Венецкого и добавил: — Потому что больше некому.

Он не видел, но знал, что дядька с кучером хмуро переглянулись. И мысли их тоже прочитал: не кобенился бы ты, барин, а ехал бы лучше к невесте…

Фофаня внимательно приглядывался к новому хозяину. И заговорил, когда все уже улеглись спать и полусонно обменивались соображениями насчет стирки белья, ковки лошадей и обувки для нового домочадца. Нога у него оказалась — придворной красавице впору.

— У меня прадед ослеп, — сказал Фофаня. — Так сперва на углы натыкался, а потом наловчился их обходить. Но не потому, что всякий угол помнил. Мы, малые, возню затеем, ему наш визг слушать надоест, он, что под рукой, тем и запустит. Так ни разу, старый черт, не промахнулся!

— Как это? — спросил Андрей.

— Чутье какое-то у него появилось. Я думаю, у него Бог глаза отнял, а уши поправил. Слышать он стал — лучше сторожевого пса. И палку кидал по слуху, я чай…

— Палку кидал по слуху… — повторил Андрей.

* * *

Утром, после завтрака, были приобретены для Фофани старые «коты», которые хозяйская жена доносила до дыр. Но он не огорчился, а, выпросив у Тимошки кусок старого сукна, смастерил страшные на вид, но теплые онучи.

Потом Андрей отправил Тимошку с поручениями и кликнул Фофаню.

— Ну-ка, брат Феофан, веди меня на двор. Есть там у нас сарай?

— Как не быть! Где ж это видано — постоялый двор да без сарая?

— Ну, веди меня туда. А по дороге добудь шест в сажень, к концу бубенчик привяжи, — велел Андрей. — И поищи мне ну хоть мелко наколотых полешек.

— Что это ты, батюшка мой, затеял? — забеспокоился Еремей.

— Уши отращивать стану.

Они спустились на двор и вошли в сенной сарай. По дороге Фофаня забежал на конюшню, разжился и длинным кнутовищем, и бубенчиком.

Дальше события разворачивались так: Фофаня ударял бубенчиком, привязанным на конце кнутовища, о дощатую стенку то сверху, то снизу; Андрей кидал полено на звук; Еремей глядел на эту забаву весьма критически, а после додумался нарисовать на стене мелом круги, аршин в поперечнике. Колокольчик ударял в середину круга, туда же летело полено. Сперва оно даже не попадало в аршинный круг, но постепенно Андреи как-то наловчился.

Потом прибежал Тимошка:

— Барин, а барин… Дуняшка в беду попала…

— Что за беда?

— Беклешов ее в карты проиграл… — и Тимошка рассказал историю, которая показалась бы невероятной всякому, кто не знал старого картежника.

Когда тот узнал о смерти единственного сына, то озлился чрезвычайно: сперва дочь опозорила, потом Гриша не оправдал надежд. Впав в бессмысленную ярость, он собрался и умчался из дому — искать утешения у давних приятелей. Там он осознал свою беду, рыдал, тоже просился на тот свет, но мудрые приятели, подпоив, усадили его за карточный стол. И он, в помутнении рассудка, проиграл Машину горничную отставному майору, который уже давно положил глаз на девку.

— И что теперь? — спросил Андрей.

Тимошка рухнул на колени:

— Барин, милый, не серчайте, я ее сюда привел!

— Так. Дадим приют беглой, которую сегодня же начнут искать по всему городу, а завтра выйдет объявление в «Ведомостях»?

— Барин, родненький, выдадим — она руки на себя наложит!

— Не наложит, — вмешался Еремей. — Такое их девичье дело — утехой служить. Поплачет и угомонится.

Андрей задумался. И так и этак выходило плохо. Он мог не пустить Дуняшку к себе. Но как без ее помощи узнать про Машу? А если впустить Дуняшу и принять услугу — то выгнать девку будет уже невозможно — честь не позволит.

— Веди сюда, — велел Андрей, — что-нибудь изобретем. Сегодня или завтра явится Акиньшин, устроим военный совет. Он человек бывалый, подскажет, что тут можно сделать.

В последний раз Андрей видел и Дуняшку, и Машу два года назад — когда из гвардии перевелся в пехотный полк. Тогда у него была первая пора счастья с Катенькой — он других женщин и не замечал. А тем паче горничную, которая и на глаза-то ему попалась раз пять-шесть… Какова сейчас собой — неведомо. Одно было ясно ему, незрячему: девушка смотрит на него с надеждой.

— Ну здравствуй, Дуняша, — сказал он. — Вот как все неладно вышло. Сядь и расскажи мне все, что знаешь про это гадкое дело с письмами.

— Да что я могу знать, барин, миленький?

— Встань, дурочка, и сядь, как велено, — приказал ей Еремей. — Знаешь ты много. Да только от вас, от баб, толку не сразу добьешься. Иная уважает, чтобы ей сперва пару оплеух отвесили. Тогда лишь начнет дело говорить.

Андрей знал, что его верный дядька страсть как не любит глупого бабья, и к его мизогиническим [2] афоризмам давно привык. А вот Дуняшка испугалась не на шутку и поползла к слепому барину. Девкины пальцы вцепились ему в колени.

— Будет тебе, дяденька! — прикрикнул он. — Не бойся, Дуняша, это он так шутить изволит. Ну, говори, что тебе известно про письма.