Возвращение на Арвиндж - читать онлайн книгу. Автор: Александр Гергель cтр.№ 2

Сделав свои две затяжки, Леха передал сигарету Витьке, откинулся на спинку сиденья и прикрыл глаза. Пыхнув свою долю и передав сигарету Джуме, Витька почувствовал, что время пришло и можно отправляться в путь. Он повернул воображаемые ключи в замке зажигания, завжикал, изображая звук вертящегося стартера, и перешел на ровный гул двигателя на холостом ходу.

– Погнали! – радостно воскликнул Леха.

Джума улыбнулся и кивнул. Витька выжал сцепление, уверенно воткнул первую передачу и завертел рулем, выводя машину на дорогу. Все трое подергивались на сиденьях, мотались из стороны в сторону, изображая ухабистую проселочную дорогу, ведущую к шоссе.

– Куда? – спросил Витька, поддав газу, чтобы грузовик смог одолеть крутую насыпь обочины, и выкручивая руль, вырулил на асфальт.

– Давай на запад. Домой! – сказал Леха.

– Go west! На запад! – подтвердил Витька, вдавливая акселератор.

Теперь уже все трое дружно гудели и жужжали, помогая мотору мчать грузовик по ровной асфальтовой дороге, лишь изредка прерываясь, чтобы сделать очередную затяжку. Километры бежали под днище машины, дорога наматывалась на колеса, красное солнце на западе манило за собой. Солдаты спешили домой. Витька прищурил глаза и смотрел только на землю, чтобы не видеть очертания гор, заменяющие линию горизонта. Несколько километров, отделявшие их от ближайших отрогов, превратились в бескрайнюю русскую равнину. Солнце, бившее теперь прямо в глаза, заставило тополя стать родными березками, а зеленеющие поля молодой пшеницы – сочным зеленым лугом. Мешали только запахи. Ну, не пахнет в родных местах разогретыми камнями, перегретой пылью и невыносимой кишлачной смесью из запахов дыма, бараньего навоза и старого иссушенного дерева построек.

– Скоро будем дома, – проговорил Леха.

– Ага, немного осталось, скоро уже. Домой, Джума! Домой едем! – вдруг сорвался на восторженный крик Витька.

– А ко мне, в Фергану, заедем? – вдруг спросил Джума. – Витя, надо ехать ко мне. Будем барана резать, плов готовить, фрукты кушать. Отдыхать будем один неделя. Мама будет рад. Едем в Фергану? Так, Алеша? Едем?

– Эй, погоди, Джума. Не поедем мы сейчас в твою Фергану. По мне, что Бадахшан, что Фергана – фигня одна! Можно отсюда и не уезжать. А нам домой нужно, в Россию! Сыты по горло этим Востоком! Я на плов и баранину уже смотреть не могу. Все осточертело! Я домой хочу. И Витька тоже. Ты дай нам дорваться до наших лесов и речек! Чтоб кругом равнина, и ни одной горки на тысячу километров! Я, может, никогда в жизни не захочу снова в горы попасть, до того они мне за два года надоели. Это ты привыкший, тебе что здесь, что дома, и разницы никакой нет, будто никуда и не уезжал. А нам, знаешь… Нет, извини, братишка. Может, через год соберемся в отпуск, заглянем к тебе. Но лучше ты до нас двигай. Вот уж отдохнем!

У Витьки округлились глаза. Всегда немногословный Леха разразился необычной тирадой. Сначала Витька не въехал, с чего это друг так разошелся, но потом понял, что их уже изрядно прибило. Он даже не очень врубился, о чем говорил Леха. Да и сам Леха, наверное, не смог бы развить дальше свою мысль, просто уже забыл, к чему и о чем он говорил минуту назад. Зачаровывал сам звук голоса и слова, слепляющиеся в удивительные фразы с темным, почти неясным смыслом. Фразы ласкали слух, давали пищу мозгу, который сразу начинал рисовать картинки, да так, что, зацепившись за одно слово, Витка просматривал целый фильм. Пока Леха говорил, Витька успел увидеть Москву, побродить по ее улицам, встретиться с родными и друзьями. Успел побывать на даче, походить по лесам, искупаться в озере. Осенью, отгуляв положенный после службы отпуск, устроился на работу, а через год затосковал и собрался в гости к Джуме. И нельзя было сказать, что все это показали ему ретроспективно, отдельными кадрами. Нет, он реально прожил этот год, со всей полнотой чувств, эмоциями, ощущениями радости и печали. Ему вдруг нестерпимо захотелось рассказать друзьям что-нибудь интересное, чтобы они тоже смогли посмотреть «кино». Он попытался рассказать об увиденном: о Москве, о прохладном августовском вечере, о лесном озерке неподалеку от дачи. Леха и Джума завороженно слушали. Витька увлекся собственным рассказом, заново переживая события, но вскоре понял, что друзья слышат, но не понимают его. Лица их светились интересом и глупой радостью, но глаза были направлены внутрь, никакие Витькины слова в них не отражались. Он сделал над собой усилие, пытаясь придать речи больше связности и логики, чтобы донести смысл, который в этот момент казался ему чрезвычайно важным. Это усилие напрочь сгубило его. Отвлекшись на секунду, он потерял нить и не мог вспомнить, о чем только что говорил. Попытался поймать последнюю мысль, но не преуспел в этом и понес уже сплошную ахинею, сам понимая, что ребята расстроятся, не услышав окончания истории. Однако ребята, оказалось, ничего не заметили, и Витька погнал дальше, перескакивая с пятого на десятое, пока не понял, что язык плохо его слушается и из речи исчезают приставки, суффиксы, окончания и даже целые слова. Он попытался говорить медленнее и четче, но заметил, что его уже не слушают, хотя и не прерывают. Удивительно, но теперь говорили все трое. Каждый рассказывал что-то свое, но это не мешало и не раздражало. Хотелось слушать чужие голоса и рассказывать самому. А потом вдруг стало очень смешно. Оказалось, что Джума лепит какую-то уморительную чушь, радостно хихикает, подмигивая по очереди то правым, то левым глазом. Леха, вздрагивая от смеха на сиденье, тоже ведет замысловатую историю без начала и конца. Этого Витька вынести уже не смог. Он остановил машину, затянул ручной тормоз и, упав головой на руль, зашелся в истерическом смехе. Грузовик трясся.

Веселье кончилось внезапно. Витька глянул на Лешку, в корчах сползавшего по сиденью, и ему показалось, что друг умирает. Без всякого перехода мысли ринулись в другую сторону. Он уже не мог ничего с собой поделать и унесся в прошлое, на два месяца назад.

Они с Лехой курили чарс у внешнего дувала, прикрытые от любопытных глаз бээмпэшками. В самый разгар веселья Витька услышал странный щелчок по броне и долгий фырчащий звук рикошета. Несколько секунд спустя от гор донесся звук выстрела. Еще не сообразив, что случилось, Витька прыгнул к дувалу, на ходу сбив Леху и увлекая его за собой. Ничего не понимая, тот вопросительно глянул на друга, но ответ пришел в виде следующей пули, выбившей фонтан пыли рядом с местом, на котором они только что стояли. Затарившись у основания каменного забора и сразу став серьезными, друзья соображали, как выбраться из машинного парка под защиту крепостной стены. Прежде всего, следовало перебраться от дувала к бээмпэшкам, но снайпер на горе не унимался и пресекал любую попытку проскочить три метра открытого пространства, отделявшего их от ближайшей машины. Обломанный кайф превратился в страшные мучения, шуги – знакомое каждому обкуренному солдату состояние безотчетного дикого страха. Зашуганный человек напрочь теряет волю и, как ни старайся, не может преодолеть ужас, наползающий на него со всех сторон от мнимых и реальных опасностей. Не могло быть и речи, чтобы быстрым рывком, на который снайпер наверняка не успеет среагировать, перебраться за броню. К тому же было совершенно ясно, что и соверши они такой рывок, следующие тридцать метров, отделявшие машины от высокой крепостной стены им не одолеть. Через несколько минут Витька начал приходить в себя и ему показалось заманчивым пробраться к своей БМП, заскочить в башню и попробовать через оптику прицела отыскать на склоне горы стрелка, а потом припечатать его несколькими снарядами. Он уже собрался было ползти на четвереньках вдоль дувала к своей БМП-112, но Леха, сильно сжав его плечо, остановил: «Как заводить будешь?»