Стивен смотрел, как Джош сложился в поясе пополам и так стоял; голова и руки расслабленно свисали до пола, словно подчеркивая, насколько все это чертовски утоми-и-тельно и как он целиком и полностью вы-ы-мотался. Но мысли Стивена были далеко. Вечеринка. Вечеринка у Джоша Харпера. Сборище знаменитостей. На самом деле он, конечно же, не одобрял славу и сознательно старался не подпадать под ее воздействие, но это будет самая настоящая звездная вечеринка, полная успешных, влиятельных, привлекательных, красивых людей. И его пригласили.
– Браво! Еще! – неистовствовала публика.
Джош снова оказался рядом со Стивеном:
– Довольно много народу, начало в семь. Что думаешь? Я бы очень оценил…
– Звучит вроде бы хорошо, Джош.
– Еще, еще, бис… – неслось из зала.
– Здорово-здорово, приятель! Адрес я тебе пришлю. – И он изобразил этакое манерное набирание сообщения двумя пальцами на маленьком воображаемом телефоне. Это был еще один его дар – изумительно точная и талантливая пантомима, сотворяющая предметы прямо из воздуха: пинтовая кружка пива, телефон из пальцев, мяч, пинком отправленный в ворота. – О, кстати, форма одежды «костюм-и-галстук»! И не рассказывай остальным: Максин, Донне и прочим. Их я и так достаточно нагляделся. Наш маленький секрет, ага?
«Я единственный, кого он пригласил», – понял Стивен и просиял:
– Конечно, Джош, это наш секрет.
– Браво! Бис! Бис… – Аплодисменты начали чуть стихать, но были достаточно усердны, чтобы оправдать выход на поклон, если бы Джошу этого захотелось.
– Как считаешь, смогу я выжать из них еще один? – ухмыльнувшись, спросил Джош.
– Вперед! – ответил Стивен, теперь полный благожелательности по отношению к старому приятелю.
Джош повернулся и медленно вышел на сцену, вытирая лоб рукавом пропотевшей изысканной рубашки, и аплодисменты публики снова загремели, когда он встал на авансцене, медленно оглядывая всех, галерку вверху и партер внизу, аплодируя публике в ответ, благодаря их и хваля.
Стивен К. Маккуин, невидимо стоящий за кулисами и потеющий в своем черном трико, посмотрел на собственные руки и, к своему удивлению, обнаружил, что тоже аплодирует.
Драматургия кухонной мойки
[10]
Стивена, еще подростком влюбившегося в британские фильмы пятидесятых и шестидесятых, которые показывали по телевизору, всегда очаровывали упоминания об «однушках». Ему нравилось воображать самого себя – в черно-белом исполнении, что-то из типажей Альберта Финни, – как он живет в убого-романтических меблированных комнатах, выходящих на железнодорожные пути, платит два фунта шесть пенсов в неделю, курит дешевые «Вудбайн», слушает традиционный джаз и яростно молотит по пишущей машинке, а вокруг на цыпочках ходит Джули Кристи в его старой рубашке. Вот это жизнь для меня. Когда-нибудь, думал юный Стивен, зачарованный видением, когда-нибудь у меня будет собственная однушка, едва ли подозревая, что это единственная из его фантазий, которой суждено стать реальностью.
Агенты по недвижимости, конечно же, в реальности не называли ее «однушкой». Они именовали эту квартирку студией, намекая, что в ней можно хоть жить, хоть записывать новый альбом – выбор за вами. Студия располагалась в спальном районе, на безымянной территории между Баттерси и Вандсвортом. В подобных местах каждый фонарный столб украшен гирляндой из ржавеющих велосипедных рам. Небольшой ряд магазинчиков предлагал все необходимые местные прелести: китайскую забегаловку, винный магазин, прачечную, опасный для здоровья бакалейный магазин «Прайс£ейверс» с продуктами из стран Варшавского договора, где пакет «Витабикса» стоил 3,92 фунта, и ужасающий паб «Леди Макбет» – ярко освещенное заведение для уголовников, бессчетное число раз оштрафованное за отсутствие лицензии.
Эпическое путешествие Стивена домой состояло из поездки на метро до вокзала Виктория, с пересадкой на «Грин-парк», электрички до станции Клэпхем-Джанкшен, затем блуждающий автобус «Хоппа», везущий людей из гостиниц в аэропорт. И под конец – бодрые, но бьющие по нервам пятнадцать минут пешком: мимо «Чикен Коттедж», «Чикен Виллидж» и «Уорлд оф чикен-энд-рибз», потом дальше, к «Айдахо фрайд чикен» – Айдахо остался последним американским штатом, которому даровали собственную франшизу на жареных цыплят в Южном Лондоне. Затем Стивен прошел сквозь строй диких детей, стоящих в дверях и приветствующих его позднее возвращение сердечными дружескими воплями: «Кретин/дрочила/задница». Он отпер анонимную входную дверь цвета горчичных хлопьев, и дух сомнительной жареной птицы понесся вместе с ним вверх по узкой серой лестнице.
На площадке второго этажа на него налетела миссис Доллис, соседка, – крошечная агрессивная пожилая дама с ошеломительно случайным набором сохранившихся зубов: как будто ей на десны набросали гальки. Она внезапно высунула голову из своей двери, превратив площадку второго этажа в персональный поезд-призрак Стивена.
– Лисы снова побывали у мусорных баков, – ворчливо пожаловалась она.
– Правда, миссис Доллис?
– Там теперь везде куриная кожа. Отвратительно.
– Ну-у, разве за это отвечает не магазин?
– Уж точно не я.
– Утром я с этим разберусь, миссис Доллис, хорошо?
Она демонстративно застонала, как будто сосед каким-то образом был замешан в программе, обучающей лис добираться до баков, и Стивен продолжил свой путь наверх, к себе в квартиру. Он дважды повернул в замке ключ, вошел и тут же опустил ветшающие жалюзи, чуть маловатые для окна, отсекая слепящий натриевый свет уличных фонарей.
В квартире были две меблированные комнаты. Если в Англии принято говорить про тесное помещение типа «кошку некуда швырнуть», то справедливости ради следует отметить, что уже упомянутая гостиная-спальня была чуть-чуть больше; хотя, попадись ему под руку кошка, Стивен почти наверняка куда-нибудь бы зашвырнул ее. Без особых ожиданий он нажал кнопку на автоответчике – стареющем и устаревающем, телесного цвета, со специально встроенной функцией «злорадство». С непередаваемой сардонической интонацией тот проинформировал хозяина: «Вы (кто же еще?) получили (всего) ОДНО новое сообщение».
Он нажал на «Воспроизвести».
– Привет, пап. Это Софи…
Стивен улыбнулся.
– Привет-приветик, Софс, – сказал он в пространство сентиментальным, глуповатым тоном, который немало смутил бы Софи, если бы она оказалась тут и услышала его.
Дочка продолжала своим официальным телефонным голоском, как у детского говорящего будильника:
– Это я просто чтобы сказать, что очень хочу увидеть тебя на следующей неделе, и… и это все, правда. Мама тут, она тоже хочет сказать кое-что…