Стивен взглянул мимо Джоша на женщину, вернувшуюся теперь за свой столик, окруженную друзьями, один из которых одновременно поглаживал ее по плечу и хмурился в сторону Джоша.
– Они будут меня доставать? – осведомился Джош, сидящий к залу спиной.
– Угу.
– Думаешь, я был немного резковат?
– Пожалуй, чуть-чуть.
– Ну… и черт с ним.
Но событие повисло в воздухе и не желало рассеиваться. Джош скорбно уставился в пол, дуясь и отковыривая этикетку с бутылки, но территория уже явно перестала быть дружественной, и внезапно он поставил пиво и встал:
– Пойдем отсюда.
Опустив головы, они шли к выходу, когда Стивен почувствовал, как Джош дергает его за локоть:
– Погоди секунду здесь, Стив. Мне надо кое-что сделать.
Стивен стоял и смотрел, как Джош идет обратно через клуб к женщине, подходит к ней сзади и садится на корточки у ее локтя, мягко касаясь ее руки. Она обернулась, и сначала взгляд ее был враждебным, даже испуганным, но Джош, скромно склонив голову, с минуту пошептал что-то ей на ухо, словно театральный гипнотизер, и вскоре она уже кивала, а потом улыбнулась и, как ни странно, рассмеялась. Джош теперь встал, скромно перегнувшись в поясе, что-то сказал всем за столиком, протянув к ним руки ладонями вверх, демонстрируя угрызения совести, и все охотно и от души рассмеялись, а парочка подняла бокалы за его здоровье, когда он попрощался. Он быстро поцеловал женщину в щеку, и та зарделась, прижав одну ладонь к осчастливленной щеке, другую – к груди, затаив дыхание. Стивен смотрел издалека и не мог понять, в ужасе он или под впечатлением.
– Никаких обид, – заявил Джош, вернувшись к Стивену. – И пора уже возвращаться к маленькой леди!
Предложение, от которого невозможно отказаться
Конечно же, Стивен понимал, что ни за что не расскажет Норе. И все же он не мог отрицать: было нечто приятное, даже лестное в том, что Джош вот так ходит перед ним на задних лапках. После оскорбительного дня рождения он почувствовал, что рассчитался и за Нору, и за себя. И Стивен решил оставить Джоша на некоторое время в подвешенном состоянии – пусть еще походит на задних лапках. По крайней мере, так он может быть уверен, что его не одурачат. Он не будет обманут Джошем Харпером.
На улице шел дождь, и они стояли, прижавшись друг к другу в дверях, высматривая черные такси.
– О, и кстати, – небрежно сказал Джош, – я все хотел тебя спросить: ты же знаешь мою роль, так?
– Это моя работа, Джош.
– И жесты? Ну, то есть ты будешь чувствовать себя уверенно на моем месте, если придется?
– Абсолютно. А что?
– Ничего. Я просто говорю, что есть очень хороший шанс, что ты можешь меня подменить на паре спектаклей в какой-то момент, и все.
Стивен расхохотался:
– Ерунда, ты же никогда не болеешь.
– Нет, но я говорю о том, что я могу чем-нибудь заболеть. В ближайшем будущем.
– Ну, у меня в сумке есть эхинацея.
Джош помрачнел:
– Не простудой, Стив, – серьезно заболеть.
– Серьезно? И чем бы это? Ну, если ничего, что я спрашиваю…
Джош уставился в пол и произнес придушенным голосом:
– Врач говорит, это… это… лени́т.
– Что?
– Лени́т. Ну, знаешь, болезнь такая? Обострение хронической лени. Синдром игровой приставки. Не сейчас, но, может быть, в среду и четверг? Примерно через месяц, восемнадцатое декабря или около того. Мой тебе рождественский подарок. Это тебе подойдет, как думаешь?
Стивен секунду помолчал и в конце концов осторожно спросил:
– Ты… ты предлагаешь?..
– Я ничего не предлагаю, – возразил Джош, театрально подмигивая.
– …но ведь если узнают…
– Как узнают? Если я болею, то болею.
– Но администрация, они-то узнают.
– Ну и как они узнают? Я же не собираюсь притворяться, будто потерял ногу или что-то в этом роде. Просто грипп, или ангина, или пищевое отравление: сомнительная устрица или еще что-нибудь. Если я могу закашливать себя до смерти каждый вечер на сцене перед восемью сотнями зрителей, то уж сумею убедить Донну, что у меня понос. Я же актер, помнишь? Притворство – это то, чем я занимаюсь.
– Ну, спасибо за предложение, Джош, но я должен сказать «нет».
– Погоди секунду, ты говоришь мне, что не хочешь сыграть главную роль в хитовом спектакле Уэст-Энда?
– Нет, я бы очень хотел сыграть…
– Тогда в чем проблема?
– Ну, просто я знаю то, что знаю, и поэтому мне не кажется… удобным принимать такое предложение, вот и все. Я имею в виду, мне не хотелось бы чувствовать, будто эти две вещи как-то связаны, как будто я заключаю какую-то… сделку.
– Сделку?
– Ну да, сделку.
Джош положил руку на грудь и отступил на несколько шагов назад в изумлении – реакция столь шаблонная и избитая, что только законченный актер мог на нее решиться и справиться.
– Погоди секунду, дружище, ты думаешь, что это подкуп? Ты к этому клонишь?
– Не совсем.
– Ты думаешь, я это делаю, только чтобы тебя заткнуть? Держи рот на замке при Норе, и я сделаю тебя звездой? Боже, Стив, за кого ты меня принимаешь? Я знаю, ты думаешь, я немножко козел, но я не представлял, что ты считаешь, будто я пал настолько низко.
– Я так не думаю, просто…
– Если хочешь знать, я уже сто лет хотел устроить тебе звездный час, просто у меня не было шанса сделать это. Но если это действительно задевает твои принципы так сильно, если ты действительно думаешь, что я предлагаю, чтобы держать тебя на крючке…
– Да нет, просто… Если я собираюсь куда-то продвинуться, то хотел бы, чтобы это была моя заслуга, вот и все.
Джош громко расхохотался:
– Заслуга? Стив, дружище, у тебя нет никаких заслуг – по крайней мере, в глазах публики. Ты можешь быть гребаным Ларри Оливье, и это ничего не изменит, если никто тебя не увидит. Но смотри, если ты по-настоящему счастлив в роли человека-невидимки, если тебе нравится сидеть в этой дрянной гримерке, попивать чай и ковырять пятку, а не показывать людям, на что ты способен, тогда конечно, хорошо, всенепременно, просто забудем обо всем этом. Но ты знаешь, что наследуют кроткие? Ни хрена, дружище. Ни. Хрена. – Джош вышел под дождь и двинулся к Оксфорд-стрит. – Просто не жди, что возможность появится еще раз, вот и все. Как ты сказал, я никогда не болею.
Стивен подождал секунду в дверях, заново проигрывая давно знакомую сцену на мысленном экране.
…Рев публики в его ушах, когда все поднимаются как один. Мощные волны любви, уважения и признания окатывают его. Прикрыв глаза от прожектора, он украдкой оглядывает публику и замечает лица Алисон, своей жены, Софи, своей дочери, – улыбающиеся, смеющиеся, кричащие и визжащие, с глазами, огромными от гордости и восторга…