— Пат! — Чингиз ухитряется вскочить, опрокидывая тяжеленное
кресло, и на четвереньках подползает к нам. — Пат!
А он умеет… я вижу, как его руки складываются на груди
мальчишки, ударяют — пытаясь оживить сердце…
Не так! Не через глубину! Не через дорогой и безопасный
виртуальный комбинезон, который превратит сильный толчок в лёгкое касание…
Напрямую. В реальной жизни, в реальной квартире, где сейчас
Пат сползает с кресла, царапая грудь, будто хочет добраться до остановившегося
сердца…
— Чин, я умираю? — шепчет он одними губами.
Краем глаза я вижу, как встаёт Падла и походкой пьяного
зомби пытается идти к нам.
Глубина…
Звон невидимой цепи. Удар о пустоту. Я не могу выйти!
Да это и не спасёт, я у себя дома, я далеко. Нужен тот, кто
рядом.
— Выходи! — кричу я на Чингиза, который всё пытается делать
массаж сердца из глубины… — Выходи, придурок! Где у тебя терминал?
Чингиз только бросает обезумевший взгляд куда-то вверх, и я
всё понимаю. Далеко. Не с нашими полуживыми телами ползти через просторы
виртуальной квартиры. Чингиз сейчас может быть в нескольких метрах от Пата, за
стеной, совсем рядом; вот только здесь, в глубине, это будет очень долгий путь…
— Выходи так! — кричу я. Будто забыл, кто передо мной. Будто
это в силах обычного человека, не-дайвера — вырваться из радужной метели,
содрать с себя шлем, успеть… — Выходи, сука! Это всё — обман! Всё — иллюзия!
Глубина…
Пат уже ничего не говорит. Только смотрит мутнеющим
взглядом, а может быть, и не смотрит вообще, это всё наши надежды,
переплавленные лживой глубиной в иллюзию жизни.
— Я не умею! — кричит Чингиз. — Я не могу!
Дрожь поводка. Звон цепи. Стены вокруг. Мне не вырваться, но
это ничего и не решит. Это может сделать лишь Чингиз.
Глубина…
— Умеешь! Можешь! Должен! — кричу я. И отвешиваю ему
пощёчину. Со всей дури. — Ты должен! Должен — значит можешь!
Ты не всегда была доброй со мной, глубина. И я любил тебя не
всегда. Только в сказках бывает иначе. Но я верю, что ты не просто тупая,
бездушная линза, наведённая на наши души, распластанные на стекле. Ты что-то
большее. Ты сложена из всех нас, ты выстрадана нами, мы давали тебе всё, что
могли. И зло, и добро, и ненависть, и любовь. Что-то новое должно было родиться
в тебе, и я не верю, не хочу верить, что это новое — жестоко и беспощадно.
Я не за себя прошу. Не за Чингиза или Падлу. Даже не за
Пата. За всех нас. За тех, кто входил в глубину, кто сейчас в ней, за тех, кто
войдёт.
Потому что стоит Пату умереть — и ты станешь другой,
глубина.
Навсегда.
Мы проиграем не оттого, что Тёмный Дайвер получил свой
вожделенный файл. Мы проиграем, если умрёт этот мальчишка, не блистающий
хакерскими талантами; пишущий слово «обезьяна» через «а»; недостойный,
наверное, по мнению Тёмного Дайвера вечной жизни в виртуальности.
Мы все проиграем.
Даже ты, глубина…
Я смотрю в глаза Чингиза. Я вижу его страх, вижу его
отчаяние, вижу, как он ломится в невидимый барьер…
Глубина…
И что-то происходит.
Будто между нами протягивается нить.
Будто осколки синего льда, будто лепестки алого пламени
пляшут теперь в глазах Чингиза.
Будто он прыгает в бесконечную пропасть…
— А… — выдыхает Падла, когда тело Чингиза мутнеет, теряет
цвет и растворяется в воздухе. — А?
— Делай массаж сердца! — кричу я. — Делай Пату массаж
сердца!
Это смехотворно — слабые постукивания магнитных катушек в
комбинезоне, иллюзия удара, иллюзия прикосновения, это не может ничего решить,
но пусть Падла будет пытаться помочь — пока где-то в настоящем мире Чингиз
сдирает с головы шлем и, вырывая из гнёзд кабели, выбегает из комнаты.
Пусть.
— Я убью этого ублюдка! — ревёт Падла, неумело давя на грудь
Пата.
— Клянусь! Убью! С дерьмом смешаю!
— Он — мой! — отвечаю я, вскакивая.
Тело уже моё. Тело готово слушаться.
Может быть, кончилось действие заряда. Открутила своё серая
спираль.
А может быть — иногда надо всё отдать, чтобы что-то
получить.
Мне всё равно.
Даже если я перестал быть дайвером — навсегда.
Я выбегаю из комнаты.
Тёмный Дайвер — мой.
Я не пытаюсь открыть дверь. Ударяю — и деревянная облицовка
рвётся как бумага, сталь выгибается картоном, я делаю рывок — и прохожу
насквозь.
Я мог простить.
Многое.
Я могу поверить.
Почти во всё.
Я верю, что Тёмный Дайвер не собирался подставлять Ромку. Я
бы и сам мог так поступить — навязать неопытного паренька опытному хакеру, дать
ему шанс научиться и приобрести опыт.
Я даже верю, что Тёмный Дайвер не подозревал, каким зарядом
стреляет. И был уверен, что лишь парализует Пата.
Я одного не прощу. Той трусливой скорости, с которой Тёмный
Дайвер бросился бежать, когда понял, что совершил.
Он мой.
Я ничего не могу сделать там, в квартире Чингиза. У меня нет
сил и знаний, чтобы снять последствия выстрела. Но в моих силах, чтобы новых
выстрелов не было.
Я выбегаю из дома. Можно спросить охранников, можно спросить
прохожих. Можно поймать такси.
Но я чувствую Тёмного Дайвера так же ясно, как он, наверное,
чувствовал меня.
Бегу по улице. Прохожие шарахаются в стороны.
Вика, прости, я обещал тебе не рисковать… но я не умею
больше выходить из глубины…
Вика, я сказал, что попробую найти компромисс… значит, я
соврал…
Я больше не ищу компромиссов.
Налево…
Он тоже бежит. Просто бежит по улице, волоча с собой тяжёлый
файл, не пытаясь взмыть в небо, не пытаясь пройти сквозь стены. Как самый
обычный житель Диптауна.
Ему сейчас нехорошо.
Ещё раз налево….
Я даже успеваю увидеть Тёмного Дайвера. Совсем недалеко, в
сотне метров. Вижу — и выхватываю револьвер Стрелка, и успеваю удивиться этому
— я не хочу наказывать его машину, я хочу убить его самого…