Когда я была принцессой, или Четырнадцатилетняя война за детей - читать онлайн книгу. Автор: Жаклин Паскарль cтр.№ 54

Австралийские благотворительные организации, включая «Кеа», стали готовить план по оказанию помощи Тимору, дожидаясь возможности его осуществить и надеясь на ее появление.

Вооруженные силы Австралии провели полномасштабную эвакуацию представителей ООН и многих жителей Тимора, опасавшихся за свою жизнь, переправив их в Дарвин. Там появился огромный палаточный городок, и все местные мотели и городки жилых автоприцепов были заполнены беженцами. Бесчисленные работники групп по оказанию помощи направились в северную столицу.

Австралийцы хорошо понимали жителей Восточного Тимора, и это взаимопонимание возникло еще во времена Второй мировой войны, когда борцы за свободу Тимора оказали помощь вооруженным силам Австралии и союзников в борьбе против японских завоевателей. Эта помощь дорого обошлась им и их семьям. Позже, в 1975 году, в маленьком городке Балибо было убито несколько австралийских журналистов, пытавшихся донести до мира правду об индонезийской оккупации Восточного Тимора, наступившей сразу после ухода португальских колонистов. Множество жителей Тимора, воспротивившихся захвату родной земли, поселились в Австралии, и теперь они хорошо известные и уважаемые граждане. Сейчас десятки тысяч австралийцев вышли на улицы, требуя от правительства действий по восстановлению порядка и доставке гуманитарной помощи крохотному соседу.

Когда мы высадились в Дили, я ощутила, как на меня обрушилась волна тропической жары, лишая возможности дышать. Я тут же намокла от влаги, которой был насыщен воздух. Шел восьмой день действия ИНТЕРФЕТ, санкционированного ООН миротворческого объединения «Международные силы Восточного Тимора». По летному полю прохаживались пара коз и лошадь. На мгновение на меня нахлынули воспоминания о жизни в Малайзии, и я задумалась о том, как Шахира и Аддин выносят этот постоянный зной.

Во всем городе осталось одно-единственное здание, сохранившее стекла в оконных рамах, – это была резиденция изгнанного индонезийского правителя. Отступающие вооруженные силы Индонезии перебили все остальные стекла и заполнили канализационные стоки гудроном и цементом, стараясь причинить как можно больше ущерба. Электростанции были разрушены, школы снесены, а водохранилища отравлены. Город превратился в нагромождение выжженных домов с ввалившимися крышами и стенами, покрытыми ругательствами в адрес сил ИНТЕРФЕТ и австралийцев. В страстном желании отомстить индонезийцы уничтожили весь урожай.

В представительствах «Кеа» в Дарвине, Канберре и Мельбурне мы готовились к операции по распространению гуманитарной помощи и строительных материалов. Сейчас мы проходили блокпосты ИНТЕРФЕТ, выставленные на равном расстоянии друг от друга, наблюдая за тем, как австралийские солдаты из патруля качали на руках свое оружие.

Хитрые заграждения на дорогах охраняли вход в центр города, самую безопасную зону столицы. Каждую пару сотен метров наши документы тщательнейшим образом проверялись дотошными гурскими солдатами, что было нормальным явлением для операции, в которой участвовали солдаты двадцати двух национальностей. Гурки славились своим легендарным неистовством и педантичностью, поэтому им было доверено зачищать зоны, прилегающие к баракам, где остатки индонезийского контингента дожидались своей окончательной эвакуации.

От скуки и враждебности некоторые индонезийские военные притащили к ограде вокруг бараков белильные чаны и выставили их рядами. Усевшись на них, они, не снимая словно приклеенных к головам красных беретов, устраивали настоящее шоу, точа огромные боевые ножи и делая вид, что перерезают ими кому-то горло. Мне было приятно знать, что наши защитники превышали их численностью, и индонезийцам нужно было преодолеть по меньшей мере три поста, чтобы добраться до расположения сил ООН.

* * *

Центр «Кеа» в Дили располагался в четырех бывших классах сожженной школы. Над нами почти не было крыши, а пол под ногами покрывали гарь, пепел и грязь, оставшиеся после разгрома. Вдоль стен стояла покореженная мебель. Не было ни электричества, ни воды. В одном из классов установили шесть палаток-шатров, в каждой из которых стояло по две складных госпитальных кровати. Палатки были единственным способом спастись от ужасных мошек, неспособных проникнуть через антимоскитные сетки. Солнце село, но жара все еще не спала. На купола палаток забрались маленькие гекконы, отбрасывающие в лунном свете причудливые удлиненные тени. Каждое утро мы просыпались и отряхивали свои вещи от тонкого слоя пыли, и лишь спустя шесть недель бледный от ужаса офицер, отвечавший за здоровье и безопасность ИНТЕРФЕТ, сообщил нам, что мы спали посреди вредного хризотил-асбеста и что нам следует сменить место обитания.

Нам пришлось творчески подойти к приготовлению пищи, поскольку в нашем распоряжении были только керосиновая плита с одной горелкой, двухсотлитровая бочка, пластиковая миска для мытья посуды и шкаф, наполненный консервированным тунцом, сардинами, крекерами и местным рисом. Когда темнело, мы пользовались светильником и парой ламп. Днем температура и условия, в которых мы раздавали еду, были настолько невыносимы, что мы становились овощами еще задолго до девяти утра. Мы вынуждены были подниматься до рассвета.

Однажды ночью, вооружившись шахтерским фонарем, я отправилась на улицу, в туалет. Нашему инженеру по сантехнике удалось сконструировать туалет, в котором смыв осуществлялся водой из ведра. Там был даже импровизированный душ: подвешенное над грузовым поддоном ведро с водой и прикрепленная к нему цепочка. Воду мы получали из цистерн ИНТЕРФЕТ, заправлявшихся у пожарных гидрантов.

Моргая, чтобы приспособиться к лунному освещению, я разглядела на нашей территории троих или четверых мужчин, которые о чем-то шептались. Легкий шорох рации дал мне понять, что передо мной солдаты. Я узнала голос одного из координаторов службы охраны «Кеа», Боба Макферсона. Он говорил чуть слышно. На фоне ночного неба вырисовывались контуры бинокля ночного видения на голове одного из солдат. Меня не обеспокоило их присутствие, потому что солдаты ИНТЕРФЕТ патрулировали местность день и ночь, заботясь о нашей безопасности.

Заметив меня, солдаты кивком поздоровались и развернулись, чтобы беззвучно исчезнуть в тихой ночной темноте. Боб объяснил, что на соседней территории ожидали появления индонезийцев, решивших поиграть в разведку боем. Я не стала спрашивать, вооружены ли они, потому что на самом деле мне не хотелось этого знать.

Я хорошо владела индонезийским, поэтому выступила в роли переводчика, а также помощника координатора по размещению и специального посла. К тому же мне в обязанность вменялось поддерживать связь между «Кеа Интернейшнл» и Гражданским вооруженным координирующим центром на ежедневных брифингах, чтобы мы всегда были в курсе того, какие зоны для перемещений можно считать безопасными и где и какие действия предпринимают военные и милиция.

Казалось, работа в Дили никогда не кончится. Нам катастрофически не хватало свободных рук, но, объединив усилия, мы были вознаграждены переменой местной жизни к лучшему. Иногда я видела, как озаряются лица людей, чьи семьи нам удалось воссоединить, и мне каждый раз приходилось подавлять в себе желание вообразить мою семью на их месте. Мысли о личном почти не оставляли меня в покое, и я понимала, что с географической точки зрения я приблизилась к Шахире и Аддину. Я надеялась, что известие о моем присутствии в Восточном Тиморе каким-то образом просочится к ним в Малайзию, потому что репортажи о непрекращающихся пожарах в этих местах не сходили с экранов и передовиц. В моей борьбе за общение с детьми до сих пор не было никаких перемен.