Экспедиция "Тигрис" - читать онлайн книгу. Автор: Тур Хейердал cтр.№ 27

Стоило нам миновать город, как вода, к нашему удивлению, стала заметно чище, словно черное месиво колыхалось на одном и том же месте; впрочем, мы не сомневались, что оно настигнет нас, если мы не проскочим устье до начала отлива. Вода из черной стала бурой. Снова показались финиковые пальмы — жиденькие рощицы среди безотрадно голого ландшафта. Есть куда наступать индустрии...

Во второй половине дня над пустующей гладкой равниной на иракской стороне выросли постройки. Фао. Последний город в устье Шатт-эль-Араба. Однако было бы неправильно сказать, что здесь конец реки. Во время отлива она лоснящимся морским змеем извивается дальше среди затопляемых трясин и обсыхающих отмелей, ныряя в глубину там, где исчезают последние признаки суши. Нам не терпелось добраться туда. Туда, где солоноватая вода сменится соленой, где чайки ждут, чтобы сопровождать нас на вольный простор открытого моря.

Река кончилась. И суша кончилась. Мы рассчитались в Фао с нашими провожатыми, и балям прошла обратно вверх по течению. Оставив за спиной безликую линию заиленных прибрежных низменностей Ирана и Ирака, мы вошли в соленые воды и подняли парус над нашей плавучей корзиной с овощами. Пучки камыша и плетеный тростник весело покачивались на волнах, и вместе с ними качались в мешках и коробах красные помидоры, зеленый салат, желтые цитрусы, картофель и морковь. Скоропортящихся свежих продуктов было взято немного — ведь им лежать на залитой солнцем палубе нашей лодки-плота. В несколько дней одиннадцать голодных мужчин управятся с ними, а чего не съедят — обрастет плесенью, как обрастет зелеными водорослями подводная часть камышовых бунтов.

В Фао, на рубеже песчаных равнин и прибрежной низины, мы простояли ровно столько, сколько понадобилось, чтобы наполнить свое чрево и загрузить ладью плодами земли.

Сверх перечисленного выше запасли вдоволь лука, чеснока, изюма, различных местных орехов, зерна и крупы, не боящихся долгого храпения.

Из порта Фао в открытое море ведет расчищенный среди обширных отмелей приливно-отливной зоны длинный и узкий канал, по которому лоцманы проводят вдоль пронумерованных буев большие корабли. Нас провел этим путем иракский буксир. Ил, ил, кругом сплошной ил... Непрерывно пополняемые отложения мельчайших наносных частиц с Армянского нагорья и приречных равнин Ирака. На рассвете вместе с отливом мы неспешно спустились по каналу.

За светящимся буем Хафка, где кончилась буксировка, нас встретили первые отлогие волны залива. В утренней мгле над открытым морем взошло румяное солнце. Мы предвкушали небывалое плавание.

Выходя из канала в залив, я чувствовал, что опять преступаю некое научное табу. Ведь было принято считать, что суда вроде «Тигриса» дальше не ходили. Мы достигли рубежа, начертанного компетентными учеными для месопотамских судов из камыша берди. Нас учили, что просторы залива стали доступны шумерам лишь после того, как они изобрели деревянные корабли. Учебники и преподаватели повторяли мнение какого-то давно забытого авторитета, будто жители Двуречья, как и древние египтяне, начали с того, что плавали по рекам на судах из связок камыша или папируса, однако за пределы устьев не могли выходить, пока на смену древнейшей конструкции не пришли первые суда с дощатой обшивкой.

И вот теперь мы занесли руку на общепринятую точку отсчета. В истории мореходства и культурных контактов через моря точкой отсчета служил момент перехода от компактных конструкций из бунтов к полому корпусу. Почиталось само собой разумеющимся, что до этого перехода все культуры и цивилизации развивались независимо друг от друга.

Я знал, когда мы подняли парус, выйдя из Шатт-эль-Араба, что представители разных отраслей науки воспримут мою экспедицию как вотум недоверия прочно утвердившимся воззрениям. Допустим. Но ведь я вел честную игру! Сторонникам старой доктрины представлялся случай убедиться, что правы они, а не я. Правда, при всем моем уважении к коллегам в области антропологических наук никуда не денешься от того факта, что ни один из них не видел своими глазами корабли из камыша берди и не мог сослаться на кого-либо, кто их видел. В этом мы с ними были равны, и надо признать, что мне стало слегка не по себе, когда наши две экспериментальные связки промокли насквозь в водах Тигра.

Хуже того, ладья тоже впитывала воду. И я сразу почуял недоброе, когда Юрий во время стоянки в Фао отозвал меня в сторонку для разговора с глазу на глаз. Плечистый русский ветеран папирусных плаваний смотрел на меня так, словно собирался предложить серьезную операцию. Он показал на ватерлинию «Тигриса»: заметил ли я, что осадка увеличилась?

Да, я заметил. И склонен был согласиться с Норманом, что кислоты или какие-то другие химикалии в сбросах бумажной мельницы могли нарушить покров наружных связок и облегчить воде доступ внутрь стеблей. Но когда камыш в этих связках набухнет сколько позволяют тугие веревочные витки, он, скорее всего, не даст воде проникать дальше.

Юрий молча поглядел на меня. Потом спокойно произнес:

— Мы с Карло считаем, что надо выгрузить все, без чего можно обойтись. Пусть лучше достанется жителям Фао, чем выбрасывать за борт в заливе.

Я присмотрелся к выражению его лица. Оробел? Не больше моего. Я знал, что подразумевает Юрий. Наша вера в водонепроницаемость берди, заготовленного в августе, опиралась только на слова болотных арабов. Поглощение воды папирусом начало уменьшать грузоподъемность двенадцатиметровой «Ра II», как только мы миновали Канарские острова. Тогда — по сути дела, еще до того, как мы пошли через Атлантику, — мы были вынуждены отправить за борт у берегов Африки все запасные деревянные части, а также излишки провианта и воды, иначе наш перегруженный кораблик грозил затонуть. Серьезное лицо Юрия напомнило мне тяжелые минуты, которые нам довелось пережить вместе на ушедших глубоко в воду папирусных бунтах. Минуты, когда мы сидели по пояс в соленой воде Атлантики и волны накрывали нас с головой. А на «Ра I» нам пришлось и того хуже. Конечно, папирус «Ра II» впитал много воды, и ракушки росли прямо на палубе, по все же мы дошли до Америки, не потеряв ни одного стебля. На «Ра I» положение было более серьезным. Избиваемая волнами бамбуковая рубка перетерла веревки основной конструкции, и корпус разошелся вдоль на две части, так что мы смотрели прямо в бездонную пучину между нашими ступнями. Минуты радости и торжества чередовались с минутами ужаса. Много дней и ночей мы со страхом глядели, как смерть то размыкает, то смыкает свои челюсти под нами, и неизвестно, что принесет следующая секунда.

— Ты прав, Юрий, — согласился я вдруг. — Выгрузим на берег все, без чего можно обойтись.

И вот уже мы вместе с Норманом и Карло составляем список. Компрессор для зарядки Германова акваланга, конечно же, лишний груз. И запасные баллоны ни к чему. Осмотреть бунты снизу или освободить застрявший в камнях якорь на коротком тросе можно и без акваланга, если мы к тому времени израсходуем сжатый воздух, а глубже погружаться нет необходимости. Остальные ребята, не ходившие на подобных судах, недоумевали, какая муха укусила четверку ветеранов. Герман возражал. Он купил дорогостоящее сооружение в моих же интересах, чтобы вместе с Тору снимать под водой акул и прочих рыб, которые будут сопровождать бесшумно скользящую по волнам камышовую ладью.