— За что? — вторил ей вслух стонущий супруг.
— Успокойся, любимый, — запричитала Алена, хотя обычно причитания были ей не свойственны. Но разве можно спокойно смотреть на страдающего — не от боли, от вопиющей несправедливости и унижения — супруга? — Я уверена, что это недоразумение. И вообще все обошлось. Все ведь обошлось, правда? Налить тебе чаю? Или, может быть, чего покрепче? Телевизор включить? Или видик с твоими любимыми мультами?
Калязин замотал головой. Не хотел он чаю. И покрепче ничего не хотел. И мультов любимых — тоже. Он был в шоке. Впервые в своей полной испытаний жизни. Ведь в него! Стреляли!
Гости вошли в жилище Калязиных беспрепятственно — калитка и входная дверь коттеджа находились в состоянии «нараспашку». Мелешко, увязавшийся за Сашей в качестве адъютанта, удивленно хмыкнул.
— Они что, совсем ничего не боятся? — спросил он. — Или им уже на все наплевать?
— Ну, во-первых, бояться нечего — это же кондоминиум с серьезной охраной, — ответила Саша. — Калитка вокруг дома и двери созданы архитектором исключительно по инерции традиционного мышления людей, живущих в отдельных и коммунальных квартирах без домофонов и консьержек. А во-вторых, ты, наверное, прав. Они просто забыли, что у них в доме есть запоры. Им не до этого.
— Подумаешь, какие нежности! — фыркнул Мелешко. — В меня стреляли несколько раз. Ты думаешь, я после этого утрачивал связь с действительностью?
— Но ты же — грубый, толстокожий опер, подготовленный к любым рискованным неожиданностям, — возразила Саша. — Кроме того, это издержки твоей профессии.
— Ну уж… — несогласно покачал головой майор, совсем не считавший себя толстокожим.
— Наконец-то! — вскричала Алена, забыв поздороваться, когда Мелешко и Александра поднялись на второй этаж, в огромную гостиную. — И майор с тобой — очень хорошо! Надеюсь, вы поможете найти эту сволочь!
— А что было-то? — робко спросила Саша. — Как ты себя чувствуешь, Феликс?
— Как швед под Полтавой! — жалобно хмыкнул Калязин. — Посмотри!
С этими словами он оторвал одну щеку от подушки и продемонстрировал ее вошедшим.
— О Боже! — воскликнула Саша. Вся левая щека Феликса была ярко-вишневого цвета. — Вы врача вызывали?
— Господи, Александра! — Алена неожиданно зарыдала. Это было совершенно на нее не похоже. — При чем тут врач? Это не синяк! Это — краска! И она не отмывается! То есть отмывается, но плохо.
— Бензином оттирать пробовали? — деловито поинтересовался Мелешко.
— Пробовали! — продолжала рыдать Алена. — Не помогает!
— Завтра пригласим экспертов-химиков, — твердо проговорила Саша. — А сейчас прекратите истерику! Ведь ничего ужасного не произошло. Просто какой-то хулиган решил пульнуть в движущуюся мишень большого размера. В маленькие он не попадает.
— Он и в меня почти не попал, — пробурчал Калязин. — Только краской залил. Но за что?!
— Феликс, успокойся, — Саша не знала, что предпринять. Ей было очень жалко своего униженного генерального и мечущуюся Алену. — Плох тот телевизионщик, у которого нет врагов. Если они есть, значит, ты не зря ешь булку с маслом. Или ты хотел прожить жизнь, нравясь всем? Как же нужно себя вести, поставив такую цель?
— Значит, это враги? — голос Калязина стал бодрее. — А ты говорила — хулиганы.
— Одно другому не мешает, — усмехнулась Саша. — Это враги, но не очень кровожадные. Представляешь, что было бы, если бы они выбрали для своей мести иное оружие?
— Я был бы героем, — серьезно проговорил Феликс. — А так я — дурак, облитый непонятно каким дерьмом из рогатки.
— Так вот из-за чего вы расстраиваетесь! — рассмеялся Мелешко. — Из-за того, что не лежите сейчас в морге с биркой на нижней конечности?
— Андрей! — простонала Алена. — Ты со своим юмором во дворике, что ли, посидел бы!
— Прошу простить, Алена Ивановна, — нахмурился Мелешко. — Но я пытаюсь привести вас с супругом в чувство. Ведь Александра права — ничего страшного не случилось. Все живы и вполне здоровы. Краска когда-нибудь смоется, обещаю. Во всех подобных случаях смывалась. А по поводу дурацкой ситуации — разберемся. Если будем владеть подробной информацией. Повторяю, ваш случай — не первый. Вам известно об этом?
Феликс утробно застонал и отвернулся к стенке.
— Феликсу Борисовичу известно, — ответила Саша. — Но когда я ему об этом рассказывала, он здорово смеялся. Он думал, что я сама придумала такой сюжет. Полагаю, следует оставить его в покое, дать немного отдохнуть. Да, Феликс?
Из-под пледа высунулась толстая лапища Калязина, которая дала всем присутствующим знак: идите, идите, без вас тошно!
Саша взяла Алену за локоть и потянула за собой — к выходу из гостиной. Алена с жалостью посмотрела на внушительный холм, грустно сопевший под пледом, вздохнула и поддалась. Мелешко же вышел из гостиной Калязиных с радостью, облегченно переводя дух. Он был хоть и «мент», привычный ко всякого рода психологическим катаклизмам, но до сих пор плохо переносил истерики как женские, так и мужские.
Они спустились в кухню-столовую, где Алена сразу плюхнулась на диванчик и слабым голосом пробормотала:
— Если чего-нибудь хотите, обслуживайте себя сами. У меня нет сил.
Саша покачала головой и села рядышком, а Мелешко отправился в путешествие по просторному помещению на поиски чего-нибудь… этакого, — для бодрости. Авокадо, например. Или бутылки коньяка. По ходу дела включил электрический чайник и засунул какой-то полуфабрикат в микроволновку. В общем, не стеснялся, тем более, что был у Калязиных не впервые.
— Чем мы можем тебе помочь? У тебя есть какие-то соображения? — спросила Саша подругу, понимая, что только рациональное направление разговора может привести ее в чувство.
Алена помотала головой и закрыла лицо ладонями.
— Не знаю, — проговорила она глухо. — Для Феликса это огромное потрясение. Я никогда не видела его таким… потерянным.
— Твое сегодняшнее настроение тоже для меня новость, — нахмурилась Саша. — Я все понимаю, но не могла бы ты рассказать, как все это произошло?
— Меня там не было! — с отчаянием воскликнула Алена. — Я в это время в мэрию ездила. Возвращаюсь — а тут половина студии бегает по территории. Феликса в горизонтальном положении, как фараона, несут несколько человек, вносят в дом. У меня в глазах темнеет, я в обморок грохаюсь. Никогда не грохалась, а тут грохнулась. Потому что… ты понимаешь, — Алена всхлипнула. — Мелешко, что ты там возишься, коньяк на второй полке в угловом баре. Давай, наливай!
Мелешко не заставил себя ждать, распахнул створки бара, оперативно, как и полагается людям его профессии, разлил коньяк в два бокала — себе и хозяйке, памятуя о том, что Александра ничего крепче кефира не пьет. Алена выпила коньяк залпом и продолжила свой рассказ.