Сторож брату своему - читать онлайн книгу. Автор: Ксения Медведевич cтр.№ 158

– Да никакое, о шын греха! Отштань от меня, кафир! Говорю же – ничего не видать ф такой темени! – злобно прошепелявил Лайс. – Отштань!

Оставалось лишь вздохнуть в ответ. Глубокая грязь под ногами и вправду становилась все чернее и чернее в гаснущем свете. Ноги выдирались из нее с утробным, жадным чавканьем. Зыбучая улица засасывала их в холодную жидкую жижу.

Небо раздумало моросить – с него вдруг полило. Лужи взбились крупными каплями, заплескались набегающими пузырьками.

– Мы не дойдем до городской стены! – заорал сквозь ливень Лайс.

– Хочешь ночевать среди шакалов и гул? – глотая холодный дождь, крикнул в ответ Тарег.

Языковед красноречиво дрожал в седле хадбана. То ли от страха, то ли от холода, то ли от всего вместе.

И тут они выплелись на открытое место. Дальше предместья не было – оно выгорело. Серо-фиолетовое небо легло прямо на неровный очерк черных стен и остро торчащих балок. Обугленные стропила провалились, стены раскатились камнями. Пожарище мокло под дождем, скалясь провалами ворот.

– Это еще с тех карматов осталось? – тихо спросил впечатленный Лайс.

– Какая разница… – пробормотал Тарег, вытирая залитое дождем лицо.

С подбородка текла вода, гуляющий на развалинах ветер облепил мокрые лохмотья, и тело задрожало.

– Мы тут в темноте не пройдем! – пискнул аз-Захири. – Нужно вернуться и… заночевать!

– Где? – резко спросил Тарег.

– В доме, – зябко поднимая плечи, жалобно предложил грамматист.

– В чьем?

Холодная злость в его голосе насторожила обоих.

– Да тут никого нет! – подал голос с верблюда Лайс. – Тут все дома ничьи уже!

– Да ну? – усмехнулся Тарег.

Нерегиль сказал это тихо, но его, похоже, услышали. Аз-Захири задрожал сильнее.

– Поворачиваем, – процедил Тарег. – Но ночь глядя мы тут и впрямь не пройдем.

* * *

Ледяное утро застало их неспящими.

Задвинутая длинным медным прутом дверь сочилась бледным светом сквозь широкие щели. Придерживающий створки прут они примотали к ручкам очажной цепью – для надежности.

Лайс плакал и судорожно дул на угли – все никак не мог поверить, что уцелели. Еще он плакал по верблюду и хадбану. Истошный рев и захлебывающееся пуганое ржание, а потом визг они услышали – когда? В полночь? Под утро?

– Надо было их завести, внутрь завести… – все бормотал бедуин, размахивая ладонью над очагом.

Тарег сказал им сразу, как прислушался к шорохам во дворе дома: погаснет огонь – им конец. Лайс рыдал, хлюпал, дрожал, молился – но поддерживал пламя. Подкидывал отсыревшие дрова и дул, дул на угли, до красноты и вздувшихся на лбу жил.

– Мы бы их тогда не сдержали, – в который раз повторил Тарег. – А так – они отвлеклись. И… поели.

Веки слипались, доски двери плыли и разъезжались перед глазами. Дрожа, он отнял ладони от шершавого дерева. В правой дернуло болью – ну да, заноза. Когда в дверь ударило с той стороны, рука съехала по неровно струганной доске. Левая ладонь чувствовала их, пожалуй, слишком хорошо и застыла в камень.

Засовывая руку за пазуху, Тарег смежил веки и чуть не обвалился на пол. Хотя стоял на коленях. Колени, впрочем, тоже затекли.

Они лезли настырно – всю ночь. Царапались, шипели, бормотали по-своему. Кутрубы. Кровососущая стая, из тех, что мгновенно заводится на пустошах и пожарищах. Обглодав трупы, они голодают, но не уходят. Ждут, наливаясь злобой. И нападают на дураков, осмелившихся заночевать прямо посреди их угодий.

К исходу ночи кутрубы расцарапали единственную преграду, которую получилось устроить на их пути. Углем из очага Тарег провел линию вдоль ступени порога, отсекая хлипкую, отдельно стоящую во дворе кухоньку от густеющего мрака. Еле ворочая коснеющим языком, произнес над ней все светлые Имена Сил. Мучительный стыд сковывал ему губы: о боги, какой позор. Князь Тарег Полдореа бормочет, как человеческая бабка, и чертит угольком на деревяшечке. Странно, что кутрубы не прорвались сквозь эту хилую защиту сразу. В пустом колодце его Силы гуляло гулкое эхо. «Кувшинная душа» – так на ашшари называли пустомелю, никчемного человека. Всякий раз, когда Тарег пытался понять это выражение, голова шла кругом: кувшин пустой, его пустое брюхо – душа. Первая метафора. А где вторая? Тот, у кого внутри так же пусто, – кувшин? Или его брякающее глиняными осколками битое нутро?

Глаза слипались.

Упершись ладонями в дверь, он всю ночь говорил на родном языке. Слова древней речи мучили слух тварей, лишали их воли. Кутрубы тоненько визжали, кружа в ночном дворе мертвого дома. Тарег читал – все подряд. Стихи. Сказания. Родословные. Ученые трактаты. Снова стихи.

Продравши полуслепые глаза, не переставая кричать,

народившись едва-едва на свет, задыхаясь от горя,

Истина в возрасте пяти минут пытается громко сказать,

что на самом-то деле, на самом-то деле! она родилась в споре.

Мы-то знаем – это не так. Но что с младенца возьмёшь?

Ах, печально и нехорошо начинать свою жизнь с фальши!

Ведь известно давно, что явленье на свет убивает быстрее, чем нож.

От написанных и произнесённых слов Истина дальше и дальше.

Навряд ли кутрубы могли оценить рифмы и созвучия. Слова некогда написанного на случай стиха – о боги, а сколько шуму вышло! Чуть не передрались они тогда, хорошо, что в зал не пускали при оружии! – падали каплями, сердце болело от стыда и воспоминаний. Стихи из канувшей жизни вытаскивали из памяти ненужное. Дороги назад не будет, повторял он, не будет, не будет. А потом снова читал мучительные, дико звучащие под этим небом строчки.

Ладонь болела, но отогрелась. Пора вытаскивать занозу.

За спиной убаюкивающе бормотал их второй часовой, аз-Захири. Тарег прислушался к тихому, осипшему за долгие часы декламации голосу:

– «Kaк жe? Koгдa oни, ecли oдepжaт вepx нaд вaми, нe coблюдaют для вac ни клятв, ни ycлoвий? Oни блaгoвoлят к вaм cвoими ycтaми, a cepдцa иx oткaзывaютcя, и бoльшaя чacть иx – pacпyтники. Oни кyпили зa знaмeния Всевышнего нeбoльшyю цeнy и oтклoняютcя oт Eгo пyти. Плoxo тo, чтo oни дeлaют! Oни нe coблюдaют в oтнoшeнии вepyющиx ни клятвы, ни ycлoвия. Oни – пpecтyпники. A ecли oни oбpaтилиcь, и выпoлнили мoлитвy, и дaли oчищeниe, тo oни – бpaтья вaши по вере. Mы paзъяcняeм знaмeния для людeй, кoтopыe знaют!»

Старик даже не пытался соблюдать полагающийся чтению Книги Али торжественный распев. Он просто читал – всю ночь напролет, от первой суры и до последней, и потом начинал читать Книгу с начала. Сейчас он в очередной раз дошел до Девятой. «Покаяние»:

– «И paньшe oни cтpeмилиcь к cмyтe и пepeвopaчивaли пepeд тoбoй дeлa, пoкa нe пpишлa иcтинa и пpoявилocь пoвeлeниe Всевышнего, xoтя oни и нeнaвидeли. Cpeди ниx ecть и тaкoй, кoтopый гoвopит: „Дoзвoль мнe и нe иcкyшaй мeня!“ Paзвe жe нe в иcкyшeниe oни впaли? Beдь, пoиcтинe, гeeннa oкpyжaeт нeвepныx!»