Этот «парень» был заключенным-«призраком», его зверски избили «морские котики»
[360]
, а потом подвесили за руки во время допроса агенты ЦРУ, и в результате он задохнулся. Потом его труп положили в лед и завернули в целлофан. Убийцы хотели сделать вид, что он заболел и утром был отправлен в больницу. Прежде чем таксист где-то выбросил тело, некоторые охранники (Гренер и Хармен) во время ночной смены сфотографировались на фоне трупа, просто «на память». (В следующей главе мы подробнее обсудим этот случай.) Охранники ночной смены наблюдали множество подобных случаев страшных злоупотреблений со стороны самых разных посетителей блока 1А, и эти случаи, конечно же, создавали новые социальные нормы, допускающие злоупотребления. Если даже убийство сходило с рук, то почему бы не «наказать» парочку непокорных заключенных или просто не повеселиться, заставляя их принимать унизительные позы?
Фактор страха
В этой тюрьме было очень страшно — не только заключенным, но и Чипу Фредерику, и всем другим охранникам. Как это обычно бывает в тюрьмах, заключенные, у которых масса свободного времени и изобретательности, способны сделать оружие из чего угодно. Здесь они делали оружие из кусков металла, оторванных от кроватей или окон, из битого стекла и заостренных зубных щеток. Те, у кого было меньше изобретательности и больше денег, подкупали охранников-иракцев, снабжавших их пистолетами, ножами, штыками и боеприпасами. За деньги эти охранники передавали им и письма от членов семьи. Парни из 72-й военно-полицейской роты, на смену которой пришло отделение Фредерика, предупреждали его, что охранники-иракцы сильно коррумпированы — они даже содействовали попыткам бегства, предоставляя заключенным секретную информацию, приносили топографические карты, одежду и оружие. Кроме того, они снабжали задержанных наркотиками. Хотя номинально Фредерик командовал этими охранниками, но они отказывались делать обходы и чаще всего просто сидели на столах в подсобных помещениях, курили и болтали. Этот факт также нужно добавить ко всем остальным источникам постоянного раздражения и стресса для Чипа Фредерика, как руководителя ночной смены.
Заключенные регулярно оскорбляли охранников, словесно и физически; одни бросали в них экскременты, другие царапали им лица ногтями. Одно из самых пугающих и неожиданных событий в блоке произошло 24 ноября 2003 г., когда иракские полицейские пронесли в камеру подозреваемого сирийского повстанца пистолет, патроны и штыки. Маленький отряд Чипа вступил с ним в перестрелку, и охранникам удалось усмирить его, не убивая. Но этот случай всех очень напугал, приходилось постоянно сохранять бдительность и все время опасаться нападений со стороны заключенных.
Заключенные бунтовали из-за ужасного качества питания; еда часто была действительно несъедобной и скудной. Мятеж мог подняться, когда поблизости, в «открытом комплексе» тюрьмы, взрывались минометные снаряды. Как мы уже говорили, она каждый день подвергалась обстрелам, в результате ранеными, а иногда и убитыми оказывались и охранники, и заключенные. «Я все время боялся, — признался мне Чип. — Минометные обстрелы, ракетные удары и перестрелки приводили меня в ужас. До Ирака я никогда не был в зоне боевых действий». Тем не менее ему пришлось взять себя в руки и проявлять храбрость — ведь он отвечал за задержанных, других охранников и иракских полицейских. Ситуация требовала, чтобы Чип Фредерик делал вид, что ему не страшно, и оставался спокойным, невозмутимым и собранным. Этот конфликт между внешне сдержанной манерой поведения и внутренним напряжением усугублялся по мере того, как росли численность заключенных и требования вышестоящих офицеров, которым нужно было получать от задержанных «ценные разведывательные данные».
Вдобавок к постоянному подавляемому страху, Чип Фредерик переживал стресс и истощение из-за чрезмерных требований сложной новой работы, к которой он был совершенно не готов, потому что не прошел никакого предварительного обучения. Следует учесть и несоответствие между его основными ценностями — аккуратностью и чистотой — и хаосом, грязью, беспорядком, постоянно его окружавшими. Он должен был нести полную ответственность за весь блок. Но, по его словам, он чувствовал себя «слабым», потому что «меня никто не слушал. Я не мог вводить никаких изменений в управление этим местом». Он тоже начал чувствовать себя анонимным, потому что «мои указания никто не выполнял. Было ясно, что никто не несет никакой ответственности». Более того, физическое окружение, в котором он оказался, вызывало ощущение полной анонимности — везде царили нищета и уродство. Анонимность места сочеталась с анонимностью человека, и скоро у всех вошло в привычку не носить военную униформу при исполнении служебных обязанностей. Посетители и гражданские следователи приходили и уходили, не называя своих имен. Никто не знал, кто за что отвечает. Заключенные шли бесконечным потоком, в оранжевых комбинезонах, или полностью обнаженные, и их тоже было невозможно отличить друг от друга. Это была самая подходящая обстановка для деиндивидуации, которую только можно себе представить.
Параллели с поведением охранников Стэнфордского тюремного эксперимента
Теперь, зная, какой была окружающая обстановка, легче увидеть параллели между психологическим состоянием Чипа Фредерика и его охранников, и состоянием охранников в Стэнфордском тюремном эксперименте. Процессы деиндивидуации, связанные с анонимностью людей и анонимностью места, очевидны. Дегуманизация заключенных не вызывает сомнений — просто из-за их численности, принудительной наготы и одинаковой одежды, а также из-за того, что охранники не понимали их языка. Позже, во время съемки телевизионного документального фильма, охранник ночной смены Кен Дэвис рассказал, как дегуманизация проникла в их мысли: «Нас никто не учил быть охранниками. Начальство говорило: „Используйте свое воображение. Сломайте их. Надо, чтобы вы их сломали, когда мы вернемся“. Когда появлялись новые заключенные, им на головы клали мешки с песком. Их били гибким проводом, бросали на землю, некоторых раздевали догола. Нам говорили, что это просто собаки [звучит знакомо?]. И ты начинаешь видеть не людей, а этот образ, и вдруг ловишь себя на том, что уже не считаешь их людьми, и начинаешь делать с ними то, о чем раньше не мог даже подумать. И в этот момент становится по-настоящему страшно»
[361]
.
В обеих тюрьмах делала свое дело скука, порожденная долгими часами ночной смены, когда ничего не происходило. Скука — мощный стимул, она заставляла охранников что-то делать просто ради развлечения, ради каких-то ощущений. И там и там охранники по собственной инициативе придумывали методы, позволяющие «поддерживать порядок» и при этом развлечься.