Эффект Люцифера. Почему хорошие люди превращаются в злодеев - читать онлайн книгу. Автор: Филип Зимбардо cтр.№ 101

Наконец — и это было совершенно правильно — мы провели несколько встреч после окончания эксперимента. Первая встреча состоялась сразу после его окончания и длилась три часа. Затем было еще несколько встреч, на которых присутствовали почти все участники, — мы вместе смотрели видеозаписи и слайд-шоу, записанные во время исследования. В течение нескольких лет после окончания эксперимента я поддерживал контакт с большинством участников — отправлял им копии своих статей, записи своих выступлений в конгрессе, посылал вырезки и извещения о предстоящих телевизионных программах, посвященных СТЭ. Все эти годы около полудюжины участников вместе со мной принимали участие в нескольких телепрограммах. С некоторыми я поддерживаю контакт до сих пор, хотя после СТЭ прошло уже больше тридцати лет.

Встречи после эксперимента были очень важными, они дали участникам возможность открыто выразить сильные чувства и по-новому взглянуть на самих себя и свое необычное поведение в новой, незнакомой обстановке. Эти встречи были чем-то вроде «разбора полетов» [212] . Мы открыто говорили о том, что некоторые эмоциональные состояния и убеждения, возникшие в ходе эксперимента, могут сохраняться и после его окончания. Мы объяснили, почему этого не должно произойти в нашем случае. Я подчеркнул, что СТЭ был прежде всего диагностикой природы тюремной ситуации, которую мы создали, а не диагностикой личности участников. Я напомнил участникам, что все они были тщательно отобраны как раз потому, что являются нормальными, здоровыми людьми, и что роли были распределены между ними случайным образом. Они не внесли в нашу тюрьму патологии; скорее, это тюрьма создала в них ту или иную патологию. Кроме того, говорил я, в роли заключенных их товарищи не делали почти ничего, что можно было бы считать унизительным или ненормальным. То же самое касается и охранников, которые иногда вели себя оскорбительно. Они исполняли свои роли точно так же, как и другие охранники их смены.

Я попытался превратить встречу в занятие по «нравственному воспитанию», открыто обсудив нравственные конфликты, с которыми все мы столкнулись в ходе исследования. Теоретик-новатор в сфере нравственного воспитания Ларри Кольберг утверждал, что такие дискуссии в контексте нравственного конфликта — основной, а возможно, даже единственный способ повысить уровень нравственного развития личности [213] .

Вспомните, что результаты контрольного списка прилагательных, описывающих настроение, показали, что после встречи и заключенные, и охранники вернулись к стабильному эмоциональному состоянию, сопоставимому с их эмоциональным состоянием в начале исследования. Относительно небольшую продолжительность негативных последствий этого интенсивного опыта можно объяснить тремя факторами. Во-первых, у всех молодых людей был прочный психологический и личностный фундамент, позволивший им быстро прийти в норму после окончания исследования. Во-вторых, этот опыт был уникальным, и он был ограничен определенными временем, местом, костюмами и сценарием. «Приключение СТЭ» можно было оставить позади и больше к нему не возвращаться. В-третьих, наша встреча избавила охранников и заключенных от необходимости вести себя определенным образом и позволила открыто обсудить аспекты ситуации, которая на них влияла.

Положительные последствия эксперимента для его участников

С точки зрения относительной этики, чтобы исследование было одобрено, его польза для науки, медицины и/или общества должна перевешивать его цену для участников. Такое соотношение цены и выгоды кажется вполне адекватным, но я хотел бы возразить против такого метода расчетов. Цена для участников (которых во времена СТЭ мы называли «субъектами») была реальной, немедленной, а часто весьма осязаемой. По контрасту, какая бы польза ни предполагалась при разработке или одобрении исследования, она оставалась вероятной и отдаленной, и возможно, никогда не была бы получена. Множество многообещающих исследований не приносят заметных результатов, и поэтому отчеты о них даже не публикуются и не обсуждаются в научном сообществе. Но и важные, опубликованные результаты не всегда используются на практике, а когда речь идет о пользе для общества, практическое использование результатов исследований иногда оказывается невозможным. С другой стороны, фундаментальные исследования, первоначально не предполагавшие никакого практического применения, иногда приводят к важным практическим результатам. Например, фундаментальные исследования в области условных рефлексов автономной нервной системы привели к разработке терапевтических методов биологической обратной связи, которые сейчас широко используются в медицине [214] . Более того, большинство исследователей не проявляют особого интереса или таланта в сфере «социального инжиниринга» — применения результатов научных исследований для решения личных и социальных проблем. В целом все эти критические замечания указывают, что очень большая «польза» этического уравнения не всегда достижима, концептуально или на практике, а «цена» при этом становится «чистыми убытками» для участников исследования и для общества.

Странным образом отсутствует в этом этическом уравнении и забота о «чистой выгоде» для участников. Получат ли они какую-то пользу, участвуя в данном исследовательском проекте? Например, компенсирует ли финансовое вознаграждение тот дискомфорт, который они испытывают, участвуя в медицинских экспериментах, изучающих те или иные аспекты боли? Будут ли ценными для участников те знания, которые они получат в процессе исследования? Узнают ли они что-то новое о себе? Для осознания этой вторичной цели исследований необходима соответствующая встреча с участниками. (Пример такой встречи в ходе одного из моих экспериментов, посвященного индуцированной психопатологии, см. в примечаниях [215] .) Но такой пользы невозможно ожидать; ее необходимо продемонстрировать эмпирически, в качестве убедительного и подкрепленного количественными данными результата, особенно если этика исследования может быть признана «сомнительной». В дискуссиях об этике исследований обычно отсутствуют указания на то, что исследователям должна быть присуща социальная активность особого рода, которая сделала бы их исследование полезным не только для их области знаний, но и для развития общества в целом.