Благодать и стойкость. Духовность и исцеление в истории жизни и смерти Трейи Киллам Уилбер - читать онлайн книгу. Автор: Кен Уилбер cтр.№ 20

Самый неприятный факт заключается в том, что когда культура расценивает недуг как «дурной», воспринимает его негативно, она почти всегда делает это из страха и невежества. До того, как выяснилось, что подагра — наследственное заболевание, ее причину искали в моральной слабости. Невинное заболевание превратилось в греховный недуг по причине элементарного отсутствия грамотного научного знания. Похожим образом до того, как стало известно, что туберкулез вызван туберкулезными бактериями, он воспринимался как «чахотка» — когда человек со слабым характером постепенно «чахнет». Бактериальное заболевание превратилось в недуг, свидетельствующий о слабохарактерности. А еще раньше эпидемии и голод воспринимались как прямое вмешательство мстительного Бога, наказание за общие грехи того или иного народа.

Обреченные на поиски смысла, мы намного легче принимаем вредоносные и негативные толкования, чем вообще отсутствие таковых. И, в какой бы момент болезнь ни поразила нас, общество всегда тут как тут с готовым набором суждений и мнений, с помощью которых человек стремится осмыслить свой недуг. А если общество на самом деле ничего не знает об истинных причинах болезни, невежество подпитывает страх, который, в свою очередь, подпитывает негативные суждения об особенностях человека, который имел несчастье слечь из-за конкретной болезни. Этот человек не просто болен, он страдает от недуга, причем в определении общества этот недуг слишком часто становится самосбывающимся и самообъясняющимся пророчеством: почему именно я заболел? Потому что ты дурной человек. А откуда известно, что я дурной человек? Потому что ты заболел.

Короче говоря, чем меньше известно о подлинных медицинских причинах заболевания, тем больше у него шансов превратиться в недуг, окруженный обрывочными мифами и метафорами, тем больше у него шансов быть воспринятым как недуг, причина которого — слабость характера или нравственная ущербность больного; тем сильнее оно осмысляется как болезнь души, дефект личности, нравственная неустойчивость.

Конечно же, существуют и случаи, когда нравственная слабость или слабость воли (например, невозможность бросить курить) или индивидуальные факторы (например, депрессия) напрямую влияют на заболевание. Умственные и эмоциональные факторы совершенно отчетливо могут играть важную роль в случае с некоторыми заболеваниями (мы увидим это позже). Но это совершенно иной случай, чем с заболеваниями, основные медицинские причины которых из-за невежества и недостатка информации в корне неверно понимаются как знак моральной ущербности или слабости. В этих случаях все очень просто: общество пытается понять болезнь, прокляв душу больного.

Что касается рака, то это заболевание, о котором в реальности известно очень мало (и уж совсем ничего не известно о том, как его лечить). В силу этого рак — болезнь, которая обросла колоссальным количеством мифов и историй. Как о заболевании о раке известно очень мало. Как недуг он приобрел невероятные пропорции. И если рак как заболевание с трудом, но излечим, то как недуг он поистине непобедим.

Первое, что тебе приходится выяснить, когда ты заболеваешь раком, — это то, что практически вся информация, которую ты можешь получить, состоит из мифов. И поскольку медицинской науке до сих пор не удавалось дать полноценное объяснение причинам возникновения и способам лечения рака, медицинский истеблишмент сам оказался зараженным большим количеством мифов и фальсификаций.

Приведу всего один пример: Национальная ассоциация по лечению рака утверждает в своей общенациональной рекламе, что «в настоящее время излечивается половина всех случаев рака». В реальности же за последние сорок лет вообще не было никаких заметных изменений в общей статистике пациентов, вылечившихся от рака, — и это несмотря на шумную кампанию «войны против рака», несмотря на появление сложных методик облучения, химиотерапии и хирургии. Все это вообще не оказало никакого ощутимого влияния на количество излечившихся. (Единственное счастливое исключение связано с двумя разновидностями рака крови — болезнью Ходгкинса и лейкемией, которые хорошо поддаются химиотерапии. Жалкие два процента — или что-то в этом роде — увеличения числа излеченных появились только благодаря ранней диагностике, вся остальная статистика не сдвинулась буквально ни на дюйм.) А что касается рака груди, то здесь статистика выживших даже снизилась! [18]

Кстати, врачам это известно. Они знакомы с этой статистикой. И в редких случаях можно найти врача, который это признает. Питер Ричардс, к его чести, сделал именно так с Трейей и со мной: «Если вы посмотрите на раковую статистику за последние четыре десятилетия, то убедитесь, что никакие наши способы лечения не увеличивают числа вылечившихся пациентов. Это выглядит так, будто на раковых клетках, как только они появляются в организме, написана дата [имеется в виду дата твоей смерти]. Иногда нам удается продлить период, во время которого рак не развивается, но передвинуть эту дату мы не в силах. Если на раковых клетках написано — пять лет, значит, мы можем сделать так, что эти пять лет ты будешь жить и функционировать относительно нормально, но никакие медицинские способы не смогут отодвинуть этот пятилетний срок. Вот почему почти за сорок лет статистика вылечившихся не стала лучше. Нужен какой-то по-настоящему серьезный прорыв в биохимии и генетике, чтобы начался реальный прогресс в лечении рака».

Что же делает среднестатистический врач? Он понимает, что медицинские средства воздействия — хирургическое вмешательство, химиотерапия, облучение — по большому счету, не слишком эффективны, но ведь что-то он обязан сделать. И происходит следующее: поскольку врач не в состоянии контролировать развитие заболевания, он пытается контролировать развитие недуга. Иными словами, он пытается дать толкование болезни, внушая пациенту то, что он должен думать о раке, а именно, что доктор разбирается в его болезни и может излечить ее медицинскими средствами, в то время как все остальные подходы бесполезны или даже вредны.

На практике это означает, что доктор порой будет назначать, к примеру, химиотерапию, даже если знает, что она не поможет. Это стало для нас с Трейей настоящим шоком, но такова распространенная практика. В очень солидном и авторитетном труде о раковых заболеваниях — книге «Своенравные клетки» доктора Виктора Ричардса (по иронии судьбы — отца Питера Ричардса) — автор представляет долгую дискуссию о том, почему при стечении самых разных обстоятельств химиотерапия не помогает, и вслед за этим он утверждает, что тем не менее при тех же самых обстоятельствах химиотерапию необходимо прописывать. Почему? Потому, утверждает он, что это «поможет сориентировать пациента на правильный медицинский авторитет». Скажем то же откровеннее: это отнимает у пациента возможность искать исцеление в другом месте, это помогает удержать пациента в русле ортодоксальной медицины, безотносительно к тому, насколько она эффективна в данном конкретном случае.