Благодать и стойкость. Духовность и исцеление в истории жизни и смерти Трейи Киллам Уилбер - читать онлайн книгу. Автор: Кен Уилбер cтр.№ 138

За прошедшие пять лет у меня было два местных рецидива, и я испробовала много видов лечения, как традиционных, так и альтернативных. Но в январе этого года выяснилось, что рак прокрался мне в легкие и мозг. Врачи, с которыми мы консультировались, дают мне от двух до четырех лет.

Поэтому, когда Томми попросил меня выступить здесь, первой моей мыслью было: но я ведь все еще больна. Остальные сегодняшние ораторы так или иначе преодолели трудные обстоятельства или добились чего-то конкретного в череде своих жизненных сложностей.

Что ж, подумала я, я все еще больна. Может быть, я смогу посмотреть, что произошло в моей жизни после того, как мне поставили диагноз.

Я консультировала сотни людей, больных раком, по телефону и лично. Совместно с другими я основала Общество поддержки раковых больных в Сан-Франциско, которое предоставляет большой спектр бесплатных услуг и возможность общения для сотен людей каждую неделю. Я со всей честностью, на которую способна, написала о своем опыте и внутренних исканиях, и многие говорили мне, что им пригодилось то, что я написала; вскоре я планирую опубликовать книгу.

Но когда я закончила список сделанного мною, то вдруг поняла, что попалась в старую ловушку. Я свела успех к достижению физического здоровья наперекор всем неурядицам или к конкретным достижениям во внешнем мире. Но при этом я чувствовала, что смена перспективы, о которой мы сегодня говорим, выбор более высокого уровня, — это внутренние перемены и внутренний выбор, внутренний переворот, происходящий во всем твоем существе. Легко говорить о внешних достижениях, легко их оценить, но меня больше вдохновляют мои внутренние перемены, ощущение того, что я стала здоровее на более высоком, чем физический, уровне, меня вдохновляет духовная работа, которую я совершаю каждый день.

Если я игнорирую эту внутреннюю работу, то моя ситуация — когда жизнь находится под угрозой — пугает меня, вгоняет в депрессию, а порой кажется просто скучной. А совершая внутреннюю работу — в этом плане я довольно эклектична и заимствую из многих разных традиций и дисциплин, — я постоянно чувствую, что преодолеваю трудности и испытываю радость, чувствую себя глубоко погруженной в жизнь. Я считаю, что эмоциональные встряски, связанные с поздними стадиями рака, создают прекрасную возможность практиковать безмятежность, когда в то же время моя страсть к жизни становится сильней.

Научившись дружить с людьми, больными раком, научившись дружить с теми, кто может умереть безвременной, а возможно, и мучительной смертью, я научилась дружить с собой, такой, какая я есть, и дружить с жизнью, такой, какая она есть.

Знаю, что в мире есть много того, что я не могу изменить. Я не могу сделать так, чтобы жизнь была осмысленной или справедливой. Но усилившаяся готовность принять жизнь такой, какая она есть, с грустью, болью, страданиями, трагедиями, принесла покой в мою душу. Я чувствую себя все больше и больше связанной со всеми живыми существами, всеми, кто страдает, — подлинной связью. Я нашла в себе новые способности к состраданию. И я чувствую в себе все больше и больше желания помогать другим, помогать всем, чем можно.

Есть старая пословица, популярная среди раковых больных: «Жизнь — страшная вещь, от нее умирают». Я считаю, что в чем-то мне повезло. Если кто-то умирает, я всегда обращаю внимание, сколько лет ему было. Я всегда отмечаю газетные статьи, где говорится о молодых людях, погибших в разных происшествиях; я даже делаю вырезки, чтобы они служили напоминанием. Мне повезло в том, что я была заранее предупреждена и у меня было время действовать в соответствии с этим предупреждением. И я благодарна за это.

Я больше не могу игнорировать смерть, поэтому внимательней отношусь к жизни.

Аудитория состояла из нескольких сотен человек, и когда они встали и устроили овацию, я посмотрел вокруг. Люди открыто плакали и одновременно пытались быть веселыми. Оператор оставил свою камеру. Я подумал, что, если бы люди жертвовали на жизненную силу, Трейя была бы обеспечена на несколько сотен лет.

Как раз в этот период я наконец решился написать свое собственное письмо, письмо, дополняющее те письма, которые рассылала Трейя, — письмо о трудностях и невзгодах человека, который помогает больному. Вот оно в сокращенной версии.

27 июля 1988 года, Боулдер

Дорогие друзья!

…Перед человеком, поддерживающим больного, после двух или трех месяцев заботы встает особенно коварная проблема. В конце концов, это относительно просто — выполнять внешние, физические стороны ухода. Ты пересматриваешь свое рабочее расписание, приучаешься готовить, мыть посуду, убирать в доме и делать прочие дела, необходимые, чтобы оказать физическую поддержку любимому человеку; ты ходишь с ним к врачу, помогаешь с лекарствами и так далее. Это бывает довольно тяжело, но такая проблема легко решается: либо ты больше трудишься, либо нанимаешь для этих обязанностей кого-нибудь другого.

Гораздо труднее и коварнее при уходе за больным другое — внутренний разлад, который происходит на эмоциональном и психологическом уровнях. У него есть две стороны — психологическая и социальная. Внутри себя ты начинаешь осознавать: сколько бы ни было проблем у тебя самого, все они меркнут на фоне того, что у любимого человека рак или какая-нибудь другая смертельно опасная болезнь. Поэтому ты неделями или месяцами просто перестаешь думать о своих проблемах. Ты как бы захлопываешь их. Тебе не хочется расстраивать любимого человека, не хочется делать так, чтобы ему было еще хуже, а кроме того, ты сам повторяешь про себя: «Что ж, но ведь я не болею, со мной все не настолько плохо».

Примерно через несколько месяцев такой жизни (убежден, что этот срок различен для разных людей) ты постепенно начинаешь осознавать: из того, что твои проблемы меркнут, скажем, по сравнению с раком, вовсе не следует, что они исчезают. В действительности они только усиливаются, потому что теперь у тебя уже две проблемы: та, что была в начале, плюс то обстоятельство, что ты не можешь ее озвучить и тем самым найти для нее решение. Проблемы растут, как снежный ком: ты пытаешься закрыть крышку плотнее, но они выбивают ее с новой силой. Ты начинаешь медленно сходить с ума. Если ты интроверт, у тебя начинаются легкие судороги, дыхание учащается, тобой овладевает беспокойство, ты слишком громко смеешься и пьешь слишком много пива. Если ты экстраверт, ты взрываешься в самые неподходящие минуты, у тебя начинаются приступы раздражения, ты с громким стуком захлопываешь дверь, когда выходишь из комнаты, расшвыриваешь все вокруг и пьешь слишком много пива. Если ты интроверт, то у тебя бывают минуты, когда тебе хочется умереть; если ты экстраверт — минуты, когда ты хочешь, чтобы умер любимый человек. Если ты интроверт, то бывают минуты, когда ты хочешь убить себя, если экстраверт — минуты, когда ты хочешь переубивать их всех. В любом случае в воздухе витает смерть; сознанием неудержимо овладевают раздражение, злость и отчаяние вместе с ужасным чувством вины из-за того, что ты испытываешь все эти темные чувства.

Разумеется, с учетом сложившихся обстоятельств все эти чувства вполне естественны и нормальны. Честно говоря, я бы побеспокоился за человека, у которого они время от времени не возникают. А самый лучший способ справляться с ними — это говорить о них. Я не знаю, как сильнее это подчеркнуть: единственное решение — говорить.