Благодать и стойкость. Духовность и исцеление в истории жизни и смерти Трейи Киллам Уилбер - читать онлайн книгу. Автор: Кен Уилбер cтр.№ 115

Я понимаю: возможно, говоря это, я похожа на наивную дурочку, но для меня эта практика очень непростая и очень-очень полезная. Когда я визуализирую эту звезду таким образом, она по-прежнему существует во всей своей красе; более того, в моем сознании этих звезд мириады, и потерять их невозможно. Слабеют мои суеверные мысли насчет физического присутствия или отсутствия звезды. Эти ростки привязанности становятся слабее. Мне по-настоящему нравится эта визуализация; это s огромное удовольствие — постоянно дарить всем такие подарки! Да, мне было по-прежнему больно от того, что я потеряла вещь, которую мне дали родители, которую своими руками сделал Рассел. Но я помню, как сказала Кену: «Знаешь, прошло всего три дня, но я, похоже, почти перестала оплакивать эту звезду».

Итак — снова в Бонн. По поводу последнего мотеля, где мы останавливались, Майкл сказал: «Тут матрасы с такими пробоинами, словно это верденские высоты», — то есть холмы со следами от артобстрелов времен Первой мировой войны. Трейей хотела купить кондиционер для волос, но все магазины были закрыты. Майкл просунул голову в нашу комнату:

— Ребята, у кого-нибудь есть кондиционер для волос?

— Просто поднимите ногу и сделайте шаг вперед. Все остальное произойдет само собой.

— Но там же пустое пространство, — жалобно сказал я. — Черная, бесконечная пустота.

— Прошу вас. Вы должны сделать это.

— Вот черт! Проклятые сны. — Я делаю шаг вперед и проваливаюсь в пустоту, только для того чтобы приземлиться куда-то, что напоминает горную вершину, точнее, вершину холма, а рядом со мной стоит Фигура. Посмотрев наверх, я вижу миллионы звезд, звезды рассыпаны повсюду, звезды освещают всю вселенную.

— Значит, звезды означают «Трейя», правильно? Эстрейя? Это элементарно, сударь.

— Нет, звезды не означают Эстрейю.

— Разве? Ладно, сдаюсь. Что же означают звезды?

— Это не звезды.

— Ладно. Что означают эти непонятно что?

— Вы не знаете, что они значат?

— Нет. Я вообще не понимаю, что все это значит.

— Хорошо. Это очень, очень хорошо.

Мы поехали в Бонн и распрощались с Майклом и Трейси. Мне было очень жаль расставаться с ними. Я чувствовал, что впереди нас ждут трудные времена, и их будет не хватать.

Шейеф просмотрел результаты недавних анализов, что-то ворча себе под нос, — смысла этого ворчания мы тогда еще не понимали. Из-за осложнений, возникших в результате многочисленных недугов Трейи — легочной инфекции, диабета, распухших ног, дефицита костного мозга, не говоря уже о раке, — вся процедура лечения, которая должна была занять два месяца, в конце концов, растянулась на четыре. День мучительно тянулся за днем, и поверх страха легла скука — причудливое сочетание.

— Норберт! Ты здесь?

— Да, Кен. Что я могу для тебя сделать?

Норберт и его жена Юта были хозяевами отеля Курфюрстенхоф. В те месяцы, что я прожил здесь, Норберт стал моим Пятницей, вновь и вновь доказывая свою абсолютную незаменимость. Он обладал острым и блистательным умом и слегка нездоровым чувством юмора, примерно таким же, как у меня (однажды, рассказывая о враче, которого он считал глубоко безграмотным, он сказал, что тот «умеет предсказывать прошлое с точностью до 90 %»); я мог бы представить его себе адвокатом, может быть врачом, но ему, похоже, искренне нравилось работать в гостинице. В первый день, когда я там поселился, Норберт сделал специальные карточки 3x5 дюймов, где было написано примерно следующее: «Доктор Шейеф дал мне на это личное разрешение», и с их помощью я с легкостью делал в Янкер-Клиник то, что мне надо было (к примеру, в тот день, когда у Трейи случилась инсулинная реакция, только благодаря им я мог бегать по кафетерию и хватать все, что хоть сколько-то напоминало сахар).

Но, что еще важнее, Норберт был хорошим товарищем, с которым можно было поделиться своими печалями в трудные времена.

— Норберт, какая, по-твоему, сегодня будет погода?

— Спроси меня завтра.

— Верно. Скажу, почему я спрашиваю. Трейе сделали анализ крови, и уровень лейкоцитов все еще слишком низкий, чтобы можно было начать новый курс лечения. Она от этого немного пала духом. Дело не в том, что она хотела бы поскорей со всем этим покончить, просто любая задержка даже на один день означает, что лечение будет не таким эффективным, а теперь, похоже, процедуры начнутся в лучшем случае на следующей неделе. В прошлый раз его отложили на две недели. Это довольно скверно, Норберт. Черт подери! Как это будет по-немецки?

— Ох, Кен, от всей души сочувствую. Я могу тебе чем-нибудь помочь?

— Пожалуй, да. Мне нужен маленький хороший мотель, не слишком дорогой, стоящий на реке, скажем, километрах в тридцати вниз по течению. И такси с шофером, который говорит по — английски. И инструкции, как добраться до Кенигсвинтера [118] . И расписание паромов через Рейн. И расписание часов, когда открыт доступ на Драхенфельс [119] . Ах да, и еще ресторан в Кенигсвинтере, где подают что-нибудь, кроме мяса. Можешь это организовать?

— Считай, что все уже сделано, Кен.

У меня все эти приготовления заняли бы большую половину дня. Через тридцать минут мы с Трейей уже ехали вниз по Рейну: сначала в Бад-Годесберг, потом по другому берегу к Кенигсвинтеру и величественной Драхенфельс, а потом в прелестнейший маленький мотель, стоящий на Рейне, — и все это благодаря Норберту.

Какая погода! Никакого тумана и дождя, наоборот — солнечно и ясно. За несколько дней на небе не было ни облачка, потом один раз появились пушистые белые облака и снова исчезли. Мы с Кеном прекрасно провели выходные в Бад-Годесберге и Кенигсвинтере, наслаждаясь видами со всевозможных возвышенных мест, увенчанных развалинами замков. Мы жили в мотеле на берегу Рейна, и это было невероятно романтично. Весна — действительно мое любимое время года. Мне нравится наблюдать, как она набирает силу у меня на глазах. И я смогу взять ее с собой в больницу: я закрою глаза и увижу перед собой с кристальной четкостью белые цветки вишни, сияющие в солнечных лучах, свежую зелень недавно распустившихся листьев на лесных деревьях вокруг меня, бескрайние зеленые луга, отделанные крохотными белыми маргаритками и нарядными ярко-желтыми одуванчиками, — и все так ясно, словно это слайды сменяют друг друга прямо перед моим взором.