Он возвратился в мастерскую и принялся расставлять по местам все, что разбросал, пока собирал для Софии травы.
Ведущая на кухню дверь скрипнула, в коридоре зазвучали шаги.
– Джинкс?
В мастерскую вошла София.
– А, вот ты где, – сказала она.
Руки ее покрывала засохшая кровь. Лицо осунулось от усталости. Джинкс ждал – что она скажет?
– Так что же произошло, Джинкс?
– Он умер?
– Нет, – ответила София. Она подошла к табурету Симона, села. – Нет. Если у Симона и есть сердце, они в него не попали.
– Значит, он поправится?
– Не знаю. Всякое… – она замолчала, тряхнула головой. – Всякое может случиться. Вот если бы мы могли вернуться с ним в Самарру. Там есть врачи…
– А сюда мы их привести не можем?
– Нет, – сказала София. Голос ее дрогнул, и Джинкс с ужасом подумал, что сейчас она заплачет, а видеть ее слезы ему хотелось еще меньше, чем кровь Симона.
– Я тебе попить принесу, – сказал он, ухватившись за повод удрать из мастерской.
Когда он возвратился с кружкой сидра и влажным полотенцем для рук, София уже совладала с собой. Джинкс облегченно вздохнул. София дочиста оттерла руки, выпила сидра. И выглядеть стала получше.
– Что сегодня произошло? – снова спросила она.
– Ой… А что, э-э… что сказал Симон?
– Ничего, Джинкс. Он лишился чувств.
– Ну, мы… мы пошли в Храм, и за нами погнались стражи, и он упал, его ткнули кинжалом или мечом, а потом мы прибежали сюда.
– Но чего ради Симон повел тебя в Самарру?
– Да он и не повел. Я вроде как сам пошел. А где она, эта Самарра? – спросил, чтобы сменить тему, Джинкс.
– Ты отвечаешь на мои вопросы – я отвечаю на твои. Как ты попал в Самарру?
Это напомнило Джинксу, как он однажды сумел разглядеть под любезностью Софии стальной стержень.
– Я отыскал дверь. Знание – сила.
– Понятно. Значит, это не Симон сказал тебе, как туда попасть?
– Нет, я нашел книгу, в которой говорится об этом.
– И что же ты делал в Самарре? Куда направился?
Джинкс рассказал ей. Ему вспомнились и шум, и толкотня. Жаль, что он не поговорил ни с кем на улицах. Тамошние люди так отличались от людей Урвальда, были намного шустрее и не такие пугливые.
– А Симон – он сразу пошел в Университет? Никуда больше не заходил?
– Нет, – ответил Джинкс и тут же сообразил, что вообще-то не знает этого. – Что такое «знание – сила»? Что-то вроде магии?
– Зе-Эс – это магия Самарры.
Зе-Эс? А, ну да… «Знание – сила».
– Но в том храме ее не творят, верно?
Происходившее в храме нисколько не походило на магию.
– Нет, конечно, нет. В Самарре магия теперь под запретом.
– Потому стражники за Симоном и погнались? – спросил Джинкс.
София кивнула.
– А из-за чего ее запретили?
– Разумеется, из-за того, что делается с помощью магии. Чародеи подчиняют себе людей. Сила для них важнее, чем люди. В людях они видят лишь средство, путь к еще большей силе.
София произнесла это с таким напором, что Джинкс понял: она действительно верит в то, что говорит.
– В Университете мы изучаем магию теоретически, – продолжала София. – Магию и многое другое. А творить волшебство запрещено законом. Это карается смертью.
– Так ведь ты же творишь его, когда проходишь через дверь в Урвальд, – заметил Джинкс.
– Ничего подобного. Я просто прохожу через дверь. Я же не виновата в том, что дверь оказалась волшебной.
– Но для того, чтобы она открылась, тоже требуется магия, – упорствовал Джинкс.
– Когда-то ее сотворили с помощью заклинания Зе-Эс, – сказала София. – Теперь это просто дверь.
Вот тут она заблуждалась, Джинкс был в этом уверен. Однако лицо Софии было таким усталым, что спорить с ней он не стал.
– Чародеи в Самарре все еще есть, – прибавила София. – Люди, творящие Зе-Эс. Но это преступники. Время от времени правительство ловит одного из них и в назидание другим примерно наказывает его. Или ее.
Джинксу хотелось спросить, что с ними делают, но, взглянув на Софию, он понял: не стоит.
– Магия портит людей, – продолжала София. – Посмотри, что она сделала с Симоном.
– А он разве не всегда был таким? – спросил Джинкс.
Похоже, этот вопрос ее удивил:
– Каким?
Как на это ответить, Джинкс придумать не смог.
– Значит, ты одна из тех, что сидят в храме? Из ученых?
– Да. Я профессор урвальдоведения. – София улыбнулась. – Много лет изучала урвийский, но до знакомства с Симоном не знала никого, кто говорил бы на этом языке.
Она встала.
– Пойду, посмотрю, как он.
– Ты не похожа на них, – сказал Джинкс.
И этим удивил ее снова:
– На кого?
– На тех ученых, которые сидят там, читают книги, а на самом деле ничего и знать не хотят.
Он взял свечу, вышел за Софией из мастерской.
– Ну, не все они такие. Знать они хотят многое, просто дело в том, что… – она взглянула на стену, за которой скрывалась Самарра. Свеча отбрасывала на камень желтый круг света. – Я не хочу, чтобы ты возвращался туда, Джинкс. Пообещай мне.
– «Просто дело в том…» – в чем? – спросил он. – Что ты хотела сказать?
– Просто трудно изучать что-либо, когда все уже знаешь, – улыбнулась София. – В этом проблема ученых. Некоторых из них.
– А-а, – протянул Джинкс.
Он повернулся к кухонной двери, но София поймала его за руку:
– Ты не пообещал.
Джинксу хотелось спросить, почему он вообще должен что-то обещать. Но София смотрела на него так твердо, что ему удалось произнести лишь одно:
– Ладно.
– Словами, пожалуйста, – потребовала она тоном, в котором вновь зазвенело железо.
– Обещаю, – сказал Джинкс. А затем, поняв, что и этого недостаточно: – Обещаю не возвращаться в Самарру.
И словно дверь в просторный мир захлопнулась перед ним. Он пошел за Софией на кухню, чувствуя себя так, точно попал в ловушку.
Симон был еще жив. Он лежал без чувств на остывшей лежанке, и у Джинкса, увидевшего эту картину, засосало под ложечкой, как если бы все вокруг перевернулось вверх дном. А что, если Симон умрет?