Камень и боль - читать онлайн книгу. Автор: Карел Шульц cтр.№ 77

Лицо его искривила гримаса.

— Не уходи, — попросила она. — Если ты уйдешь, я буду думать, что…

— Что?

— Что ты пришел только затем, чтоб проверить… одна я или нет.

— Я уже давно этого не делаю.

— А знаешь… — она поколебалась, — я бы хотела, чтоб ты это делал…

Он пожал плечами.

— Коли захочешь уйти от меня, так уйдешь, проверяй не проверяй. Мне это ничего не даст!

Она встала, подошла к нему вплотную, так что он почувствовал такое мучительно знакомое ему благоухание ее тела. Он закрыл глаза, чтоб хоть не видеть ее.

— Я никогда от тебя не уйду… ты знаешь, — промолвила она. — И я тоже знаю. Я не хочу уходить. Куда? В случайное объятие? А если б даже ушла, разве ты не найдешь меня снова и снова — еще больше тоскующей по тебе?

— Горькое утешение, — возразил он.

Она поцеловала его.

— Нет, правда, я пойду, — сказал он. — Ты каждому даришь на прощанье поцелуй?

— Иногда еще меньше… — ответила она холодно.

Он стоял, опять уже плотно закутавшись в плащ, и бледное лицо его жалобно молило.

— Останься, — прошептала она, сжимая его руки. — Останься… Ну куда ты? Ведь знаешь, что мы с тобой не разойдемся никогда. Не только потому, что я не знаю, как бы я могла быть в такое тревожное время без тебя, — не только поэтому.

— Мне надо! — твердо ответил он. — Надо поговорить с Микеланджело. Ты не представляешь себе, что значит для меня этот разговор! Никто не поможет мне, кроме Микеланджело, единственного друга. Я не буду знать покоя, пока не поговорю с ним.

Она отпустила его руки. Оглядела быстро, любопытно и отступила.

— Тогда ступай и возвращайся… вечером…

Он молча кивнул и ушел.

Она опять села в одиночестве, сложила руки на коленях. Кардиери… она в самом деле никогда не уйдет от него, они связаны навсегда. Любовью? Это любовь, если только близ огня его сердца в душу к ней нисходит ясный покой и мир, если ей кажется, что только под взглядом его угрюмых, полных горечи глаз она чувствует себя в безопасности? Это любовь? Она сжала руки и устремила взгляд в дождь. Им хорошо вместе, но она будет всегда одна. Хоть и любит, а будет одна. А Граначчи не пришел. Под его темным, тревожным взглядом она не была бы в безопасности, — наоборот, в нем угадывается что-то маняще сумрачное, какое-то тайное горе, которое поразило бы их нежность, как гром. И все-таки она по нем томится. Какой страшный час грусти и дождя! Волны, волны, волны… Нимфа Аретуза превратилась в источник, и так они друг друга нашли и соединились вместе в глубях, где нет солнца, на подземных путях, а потом вместе вышли на поверхность, как река… как один поток… да, она напишет это ему — в ответ на его странные стихи… Сев за столик, она стала выводить красивыми узкими буквами свое письмо к Граначчи. Укоризненный сонет — за то, что он не пришел в час проливного дождя над садами.

Кардиери пробирался под ливнем. Он обошел все любимые Микеланджеловы места, но пока нигде не нашел его. А ему нужно поговорить с ним сегодня же, этого напряжения дольше не выдержать, никто не даст ему такого доброго совета, как Микеланджело, ведь — Кардиери хорошо помнит бред Микеланджело, когда тот был при смерти, да, Микеланджело понимает многое, что скрыто от остальных, он умеет говорить с темнотой, Микеланджело поможет. Кардиери сдернул берет и подставил голову под сильные струи дождя, — как был отраден студеный хлещущий ток для больной головы!

Встретились нос к носу у ворот в сады. Микеланджело уже уходил, но сбивчивая, прерывистая речь друга принудила его остаться. Они укрылись от дождя в садовой лоджии, и Кардиери, смертельно бледный, начал.

Уже второй раз он видит один и тот же сон. Ему приснился Лоренцо Маньифико. Сперва просто какое-то серое облако встало у его постели. Потом в облаке стало медленно вырисовываться Лоренцово лицо, измученное, посиневшее, каждая морщина — глубокая, полная тени. Кардиери в испуге вскочил на постели и вытаращил глаза на призрак. Туча совсем рассеялась, и у постели лютниста стоял Лоренцо Маньифико в рубище, оборванный, нищий. Рука его была — одна кожа да кости, но не хрустела. Он медленно поднял ее предостерегающим жестом, требуя тишины, потому что Кардиери хотел закричать. И в глубокой тишине послышался такой любимый голос Лоренцо: "Пойди, скажи моему сыну Пьеру, чтоб он приготовился к скорому и безвозвратному изгнанию из дома. Это — оттого, что он не послушался моих советов". Потом опять встало серое облако, окутало правителя в одежде нищего, и все исчезло.

Весь остаток ночи Кардиери прошагал взад и вперед по комнате, запалив все свечи, а утром заказал мессу за упокой души правителя и для умилостивления. И, полный страха и смущения, сообщил Пьеру о том, что было ночью. Пьер побледнел, позвал Биббиену. Сперва они велели лютнисту выйти и долго совещались. Потом опять позвали его и заставили повторить: все — под насмешливым взглядом Биббиены, поминутно прерывавшего рассказ вопросами. Кардиери поклялся, что говорит правду, — нет, он не служит у Савонаролы, не бывает на его проповедях, давно не бывает, со смерти доброго мессера Полициано не был у св. Марка, ни с кем из приверженцев фра Джироламо не встречается. И Пьер с Биббиеной отпустили его так, словно выгнали вон дурака.

На следующую ночь видение повторилось. Опять у постели встало серое облако и из него выступил Лоренцо Маньифико — не как правитель, а в виде нищего. Плаща его не взял бы бродяга, такой он был рваный и весь прожженный. И взгляд Лоренцо был невыразимо печальный, скорбный. Вокруг запахло гарью, паленым, волосы у него были сожжены, и костлявая рука опять поднялась предостерегающе и укоризненно. Взгляд его стал строже и суровей. "Как же ты не заставил моего сына поверить? — хрипло произнес Лоренцо. — Скажи ему еще раз, чтоб он приготовился к бегству, из которого он никогда, никогда уже не вернется во Флоренцию. Никогда не вернется и погибнет не в сече, а в волнах. И ты, плохой исполнитель моих приказов, тоже получи наказание…" Тут Лоренцо быстро ударил Кардиери остовом своей правой руки по щеке. В тот же миг все исчезло. Кардиери соскочил с постели, стуча зубами, зажег все свечи и до утра, не смыкая глаз, молился, хорошо теперь зная, что это не сон, что правитель на самом деле был здесь, — щека болела, ее жгло, как будто клейменную огнем. Он молился до рассвета, потом пошел к Пьеру.

Вести с полей сражения были дурные, и Пьер едко приветствовал его библейскими словами:

— Вот идет сновидец!

Опять подле правителя стоял Биббиена, и они, конечно, продали бы лютниста израильтянам, если бы те потянулись со своими верблюдами из Флоренции. Но Кардиери, до сих пор чувствуя жжение на щеке, передал все в точности, как было. Тут Биббиена рассвирепел:

— Ты что же думаешь, бездельник, что правитель любил тебя больше, чем своего сына? Или у тебя до того помутился разум от Савонароловых проповедей, что ты тоже захотел стать пророком? Неужто отец не сказал бы сыну во сне такую важную вещь? Ступай, бесстыдный лжец, и радуйся, что отделался так легко!