Камень и боль - читать онлайн книгу. Автор: Карел Шульц cтр.№ 60

— Аминь! — прошептал Микеланджело.

— Так. А теперь постучи в калитку, успокоимся.

Микеланджело постучал в калитку, и они успокоились.

Полдень длился. Небо было прозрачно-синее. С лобного места разносился во все стороны глухой гомон. Там в дыму и пламени погибали две женщины.

Потому что шут Скарлаттино, княжеский забавник, вдруг вспомнил о мертвом ребенке и пошел искать его могилу. Нигде не найдя, он стал расспрашивать про старуху, описав ее безобразие так верно, что сразу узнали Лаверну, и она, хоть не могла указать шуту могилы ребенка, все-таки свела его на кладбище и сказала, что он похоронен вот здесь. И шут стал носить туда цветы, плакал и причитал, так что наконец об этом проведал богатый купец, чей ребенок лежал в этой могиле, и пришел в ужас от срама, устроенного забавником Медичи. Его слуги избили шута, но Скарлаттино так яростно защищал могилу и так вопил, что сбежался народ, пришли бирючи и разгневанный священник, и Скарлаттино, рассказав им все, проклял старуху, указавшую ему не ту могилку. Выяснилось, что старуха занимается колдовством, священник и бирючи насторожились — а куда дела ребенка? Только под пыткой призналась она, и на дому у нее были обнаружены страшные вещи. Раскрылась тайна многих загадочных преступлений. Найдены также странные скелеты — не только детские, но и звериные, затем — адские предметы, высушенные змеиные тела, разные кости, черепа, и черные книги, чародейные амулеты, окровавленные котелки, зодиак из рыбьих костей, строго запрещенный Святой инквизицией, тигли под названьем Terrae vivificatio [51] , месилки, испещренные пятнами странных оттенков, загадочные минералы, обрубки деревьев, ртуть, сурьма и сера, в склянках — быстро действующие яды, и всюду — запах падали, гнили, брожения, гноя и нечистот. Ядовитые грибы, гнилостная плесень заставляли скользить ноги входящих, марая своей слизью их башмаки. Летучие мыши спали среди стропил, повиснув друг подле друга, как живая колдовская азбука, филин, разбуженный блеском лат, испуганно заухал на старуху, повинную суду, огню и аду. Матрона грабителей еще надеялась на своих друзей, но они попрятались кто куда, как только услышали о заточении нимфы Лаверны. Тогда она стала надеяться на помощь вражьей силы, но у нее не было при себе ни книг, ни волшебной палочки, ни предмета, выкраденного из церкви, и, кроме того, она была вся выбрита, лишена всех порослей и волос, чтоб ничем этим не могла колдовать, призывая на помощь дьявола. Домик ее разрушили, место, где он стоял, посыпали солью, и священник торжественно прочел над ним начало Евангелия от Иоанна, главу первую, стихи с первого по восемнадцатый, но, читая, вдруг увидел, как из болотистой почвы выбился длинный зеленый пламень, — это дьявол высунул им язык. Все разбежались и вернулись только после полудня — подобрать брошенные кропило, епитрахиль, шлемы и флаг города.

Прекрасная купеческая дочь Джанетта, брошенная любовником, наведалась как-то к старухе, оттого что в ее покинутое сердце вдруг робко толкнулась детская ручка. Джанетта приняла лекарство, приготовленное из трупика, чтобы в ней умерло ее дитя, но оно слишком долго росло в ней, стало уже упираться ножками в живот, и она чувствовала, что ребенок не хочет умирать. Тогда старуха взяла черную книгу, сварила еще более сильных, крепко настоянных зелий, дала Джанетте выпить и — probatum est [52] — ребенок умер. Но злоязычные кумушки кое-что заметили, и стража застала Джанетту еще в постели. А в это время старуху пытали, и когда у нее затрещали дробимые железными тисками ноги, она, вопя, призналась, что убили они вдвоем с Джанеттой, что ребенок вышел при свете месяца и что она объяснила Джанетте, как свернуть ему шейку, призывая на помощь семь адских чудищ, которые вскоре пришли и радовались тому, что ребенок погиб от материнской руки, а не в тряпье старой Лаверны. Всего этого было довольно для мучительной казни, ибо в книгах Городового права записано: maleficos non patieris vivere — чародеев не оставляй в живых. И вот обе они горели вместе, потому что вместе занимались колдовством и вместе убивали.

Кругом было полно народу, все с любопытством следили, которая раньше умрет и не появится ли в огне особое знамение, обычно указывающее на присутствие поблизости дьявола. Никто не уходил, к ужасу примешивалось все больше любопытства, — долго ли еще будут гореть, хоть, правда, судьи, сжалились над юной красою Джанетты и приговорили ее к более быстрому сожжению. Поэтому палач сложил костер для Джанетты из одних только сухих дров, устроив ладные продушины, проходики и расстояния, согласно правилам своего ремесла, да еще облил горючим и не наложил на сердце Джанетты холодной повязки, как старухе, которой предстояло умереть медленной, мучительной смертью и костер которой был сложен иначе — так, чтоб столб хорошенько вытарчивал, продушины были устроены по-другому, и малые проходы между дров были тоже не такие: чтоб хлестал только чистый огонь, а дым не задушил старуху раньше времени, и цепь тоже была довольно длинная, потому что ведь старуха будет плясать, прыгать по горячим доскам, пока искалеченные ноги ее не прожжет самый жгучий жар.

Костры пылали. Вот заблестело обнаженное девичье тело у столба, оттого что первый пламень смел с нее смертную рубаху. Огонь охватил нежный изгиб ее бедер, один пламень поцеловал маленькие груди с набухшими сосками, поцеловал и, оставив на них розовый след, ушел в дрова. Волосы у девушки были уже полны жгучих искр, но вскоре эта рубиновая сетка превратилась в пламя, и горящие волосы рассыпались по плечам, груди и спине, а болезненный крик ее прорвался сквозь гул огня и ветра. Молодую наготу ее уж лизали со всех сторон пламена, ползали по ее животу и напряженным ляжкам, грызли ей бока и колени, а один вскинулся выше всех, вырвал кусок предплечья и опять свернулся, лег к ногам, как пес. Народ глядел и кричал. Столб начал понемногу наклоняться, — было ясно, палач облегчил, как только мог, слабо утвердив столб, и дерево с девичьим телом валится теперь в огонь, покрытая пурпуром девушка падает на огненное ложе. Огонь взметнулся одним стоязыким пламенем. И тут палач, как обычно в миг смерти, трижды прокричал ее имя. И люди, ее знавшие, наконец с ней простились, и вслед за этим все воскликнули: "Джанетта! Джанетта!" — в то время как она, неистово натянув тетивой свою наготу, с глазами, покрытыми серой повязкой пепла, все время извиваясь, отдавалась смерти. "Джанетта!" — крикнули ей в последний раз, но она не ответила.

Но тут старуха, чья покрытая струпьями кожа уже лопалась от сухого жара, в минуту невыразимых мук вспомнила, что это — ее имя, что она и есть та самая Джанетта, которую кличут последний раз — в утешенье умирающему. Все вдруг пропиталось белым зноем жадного огня. Она — Джанетта, у нее имя, прекрасное, как она сама, она из рода Фоскари, цвет лица ее белей нарциссов, фигура полна прелести и услад, сыновья патрициев ходят в храм ради нее, мечтая о любви, пылко клянясь своим именем и родом, но она отдала свое сердце одному — это дворянин Джано Торелли, который всегда ждет ее у кропильницы и стонет от любви. Она была Джанеттой, а теперь вокруг тела ее обвилось жаркое пламя, как голый любовник, в спальню ворвались братья, они ненавидели Джано из-за родовой вражды и пронзили его на ее теле, голова его жжет и палит, она ее нашла, положила в цветочный горшок, голова сгнила, она посадила цветок, поливала слезами, а теперь из-за паденья горящего тела купеческой дочери часть костра обвалилась, расстроились замысловатые продушины, поднимается запах гари, тщетно палач, подбежавший со своими подручными, старается поправить и выровнять дрова длинными крючьями, поднимается дым, все выше и выше. Цветок рос и благоухал, благоухал, как поцелуи любимых губ, она долго нюхала гарь, не могла нанюхаться, цветок тянулся к самым ее губам, она наклонялась к нему, цепь была достаточно длинная, чтобы плясать, но она не плясала, а наклонялась, нюхала, запах гари поднимался, цветок рос, и она вдыхала это благоухание, пока душу ее не взял дьявол.