В поисках божественной обители. Роль мифа в современной жизни - читать онлайн книгу. Автор: Джеймс Холлис cтр.№ 19

Богиня воспринимается тройственно: как девушка, мать и старуха; каждая из них характеризуется определенным состоянием сознания и естественного развития. Так, например, троекратное эхо богини Кары [Рыба Кара, охраняющая мировое дерево, в определенной степени является иранским соответствием библейскому Левиафану. – Прим. пер.] распространяется прямо под поверхностью. Мы слышим ее шаги от Карфагена до Хартума и Карпат, ощущая ее воплощения в словах: carnal (чувственность), carmine (кармин), cardinal (кардинальный), cardiac (сердечный) и карма. Мы ощущаем ее античные видоизменения в образах богинь Иннин, Инанны, Наны, Нат, Анат, Анахиты, Иштар, Изиды, Ишары, Аше-рах, Аштарт, Астарты, Атторет, Аттар и Хатор. Завтракая, мы каждое утро участвуем в расчленении Цереры, богини плодородия.

Мы ощущаем горечь полыни (estrogen) вместе с Иштар в ежемесячном цикле, тогда как Пасху (Easter) видим в образах двух Марий, скорбно склонившихся у подножия креста и зовущих сына вернуться к Матери.

Основной смысл переживания отношений с Великой Матерью содержится в цикле самопожертвования. Воплощаемая богиней истина заключается в том, что цикл жизни-смерти подпитывается жертвоприношением, одна жизнь подпитывает другую, а та, в свою очередь, – следующую и так далее. Мы можем принять это разумом, однако эмоционально своя рубашка гораздо ближе к телу. (Всего час назад моя кошка принесла в дом с охоты живую, но придушенную мышь. Моя собака Шадра подняла лай при виде ее забав, и мне пришлось выгнать кошку из дома, чтобы она перестала напоминать мне о том, как природа кормит саму себя.) Поскольку богиня воплощает жизнь в целом, ей приходится ради обновления жизни жертвовать своими детьми. Главным и многократно повторяющимся мотивом в западной культуре является жертва божественного младенца. Афродита приносит в жертву Аттиса, Сибелла – Адониса, Изида – Гора, а Мария стоит у подножия древа жизни и смерти на Голгофе, то есть на лобном месте* [Название Голгофы дано сему священному месту, вероятно, по сходству означенной местности с формой черепа или потому, что здесь часто были видимы черепа казненных преступников; по преданию же церкви, здесь погребен Адам {Библейская энциклопедия, т. 1, с. 165). – Прим. переводчика.] Как на деревянном кресте был распят Христос, так прежде Один был повешен на дереве Иггдрасиль, которое служило мировой осью; точно так же во времена античности обстояло дело с Аттисом и Марсием. М. Эстер Хардинг напоминает:

«В этих мифах мать не единая – она двойственна. Ей присущи два аспекта: светлая ее часть сочувствующая, полная материнской любви и жалости. Ее темная часть жестока и ужасна; она не переносит детско-родительской зависимости» [89] .

Имя индуистской богини Кали означает «время мрака», ее шея украшена ожерельем из черепов. Она также является воплощением двойственности. Поэтому когда богиня приносит в жертву тех, кого породила, она произносит: hoc est corpus теит («Вот мое тело – ешьте его, вот моя кровь – пейте ее!»).

Наверное, нельзя представить себе ничего ужаснее, чем принесение в жертву собственных детей. Мы можем признать, что античные культуры иногда допускали жертвоприношение детей в виде «магии взаимной благожелательности», предполагающей следующее отношение к богам: «Мы отдаем вам нашего первенца, самое лучшее, что у нас есть, чтобы вы в свою очередь даровали нам вашу щедрость и плодородие». Обратим внимание на момент в эволюции человеческого сознания, когда Авраам, разрывая свое сердце и душу, предложил в жертву Яхве своего сына Исаака. Яхве остановил занесенную руку, но запомнился сам факт: для того чтобы что-то получить, нам приходится что-то отдать. А потому в эпоху материализма и потребления нас постоянно преследует пророчество Иисуса: «Кто станет сберегать душу свою, тот погубит ее; а кто погубит ее, тот оживит ее» [Евангелие от Луки 17:33].

Поэтому драма цикла жертвоприношения богам – кого за что (quid pro quo) – периодически отражает историю. Со страниц древнего северного эпоса «Старшая Эдда» доносится плач Одина:

Знаю, висел я

в ветвях на ветру

девять долгих ночей,

пронзенный копьем,

посвященный Одину,

в жертву себе же,

на дереве том,

чьи корни сокрыты

в недрах неведомых [90] .

[Один повесился, пронзив самого себя копьем, на мировом древе Иггдрасиль, чтобы обрести знание рун (т. е. тайные знания). Миф об этом сопоставляют с шаманскими обрядами. Добровольное ритуальное мученичество имеет целью вызвать у себя экстатическое состояние. – Прим. ред.]

Мы ничем не можем помочь, разве что увидеть параллели с сакральным танцем смерти на Голгофе. «Дерево под порывами ветра» – это крест плотника из Назарета. «Девять ночей» – это трижды три, символическое число трансформации, нашедшее свое отражение в трех днях жертвоприношения Божественного Агнца. Торчащее из бока копье – эта рана, нанесенная обществом, от которой страдают все сыновья всех матерей. В возвращении Одина к самому себе мы слышим первые строки Евангелия от Иоанна: «Вначале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог» [91] . Иггдрасиль – это мировое древо, гигантская центральная мировая ось. Когда евреи в день праздника Пейсах говорят «На следующий год в Иерусалиме», они тем самым подтверждают наличие мифической мировой оси, проходящей через наше сердце и душу. Иудейский пророк Иисус заявил, что Царство Небесное находится внутри нас; его апостол Павел сказал: «Не Христос, но Христос во мне» [92] . Черный Лось, шаман индейского племени сиу, считал, что самая высокая вершина, Харни Пик, находится в Южной Дакоте, и не только в ней, а везде [93] .

Неумолимое требование богов возвращает нас в прошлое, к жертвоприношению, к непременному выполнению условия «зуб за зуб». Один олицетворяет образ спасителя, страдающего во имя искупления чужой вины. На священном дереве он приносит в жертву глаз и в ответ получает руны, алфавит Северной Европы. В древнегреческом мифе Прометей, чье имя предполагает знание будущего, крадет огонь, искру творчества, создавая возможность для появления культуры и развития деятельности homo faber. За это он был прикован к скале в горах Кавказа, а орел должен был постоянно терзать его тело и клевать печень. Похожие раны были у Одина и Иисуса. Итак, для того чтобы что-то получить, чем-то нужно пожертвовать. Один принес в жертву свой глаз (а Эдип – свое зрение), чтобы мы могли выйти из ограничений тьмы, получив инсайт.

В 1777 году капитан Кук записал в своем журнале, что на райском острове Таити он увидел глаз, вынутый у живого участника ритуала и поднесенный вождю племени, чтобы тот его съел. «Вот мое тело, ешь его!» [94] В египетской «Книге мертвых» читаем: «Возьми глаз Гора и познай вкус его» [95] . Поэтому создается впечатление, что боги предписывали избранным какое-то символическое жертвоприношение, которое было настолько важным, что остальные могли этой жертвой насытиться и достичь определенной степени трансформации. Видеть глаз Одина или глаз Гора, который покоится на вершине пирамиды, изображенной на американской банкноте, – значит осознать, насколько мы готовы принизить торговлю, желая приобрести божественный инсайт.