— Вы были в Каире? — внезапно спросила мадам Жувнон.
— Нет. — Похоже, для ответа этого было мало, но вдохновения на дальнейшее у него не нашлось.
— Вас и Ближний Восток не интер-р-ресует?
— Мадам Жувнон почти всю жизнь провела в Константинополе, Багдаде и Дамаске, а также в других чарующих местах, — сказала Юнис.
— Не в Багдаде, — строго поправила ее мадам Жувнон. — В Бухаре.
— Должно быть, интересно, — сказал Даер.
Египетскую пластинку на полустоне оборвали, и ее заменила французская мюзик-холльная песенка. Затем послышался звук опрокинутого тяжелого канделябра, сопровождаемый испуганными вскриками. Воспользовавшись моментом, который мог бы потом и не представиться, чувствовал Даер, он вскочил на ноги и кинулся к двери. Сразу же за ним бросилась мадам Жувнон, дергая его за рукав. Она решила быть дерзкой. Если, как уверяла Юнис Гуд, молодому человеку недостает средств, возможно, он примет ее приглашение, поэтому она споро предложила ему отобедать вместе завтра же, ясно дав понять, что он станет ее гостем.
— Великолепная мысль, — поспешно сказала Юнис. — Уверена, вам найдется много чего друг другу дать. Мистер Даер уже много лет на консульской службе, и у вас, вероятно, десятки общих знакомых.
Он даже не озаботился ее поправить: она слишком далеко зашла, счел он. Он только что приметил, как Хадижа танцует с одним из братьев Бейдауи, и повернулся к мадам Жувнон отклонить ее любезное приглашение. Но оказался недостаточно проворен.
— Завтра в два. В «Ампире». Вы знаете, где это. Кор-рмят довольно неплохо. Я возьму столик в конце, там, где бар. С огр-ромным удовольствием. Здесь мы не сможем поговорить.
Так и условились, и он сбежал к столику напитков и взял себе еще.
— Вы довольно-таки все испортили, — пробормотала Юнис Гуд.
Мадам Жувнон посмотрела на нее:
— Хотите сказать, он не придет?
— Я б на его месте не пришла. Ваше поведение…
Она умолкла при виде Хадижи, занявшейся румбой с Хассаном Бейдауи; извиваясь, они бессмысленно улыбались. «Маленькая идиотка, — подумала она. Зрелище слишком напоминало бар „Люцифер“. — Наверняка же говорит с ним по-арабски». В тревоге она направилась к танцевальному полу — и тут же была вознаграждена восклицанием Хадижи «о да!» по-английски в ответ на что-то сказанное Хассаном.
Уже теперь без приглашения Даер подошел и подсел к Дейзи. Комната казалась огромной и гораздо темнее. Он себя чувствовал довольно пьяным; раскинулся на диване и вытянул прямо перед собой ноги, а голову закинул так, чтобы глядеть в тусклый белый потолок в далекой вышине. На стуле напротив Дейзи сидел Ричард Холлэнд, что-то излагал, а его жена устроилась на полу у его ног, положив голову ему на колено. Английская старуха в тюрбане сидела на другом конце дивана, курила сигарету в очень длинном, тонком мундштуке. К группе подбрела Юнис Гуд, следом за ней — мадам Жувнон и встала за стулом Холлэнда, отпивая неразбавленный джин из стакана. Она посмотрела сверху вниз на его затылок и сказала тихо, но, без всяких сомнений, воинственно:
— Я не знаю, кто вы такой, но мне кажется, что это чистая херня.
Он выгнулся назад и посмотрел на нее снизу; решив, что она пьяна, пренебрег ею и продолжал говорить. Немного погодя мадам Жувнон прошептала Юнис, что ей пора, и они обе пошли к дверям, где стоял Абдельмалек, его одежды трепетали на сквозняке.
— Кто эта необычайная женщина с мисс Гуд? — спросила англичанка. — Не припоминаю, чтобы ее здесь раньше видела. — (Никто не ответил.) — Что, никто из вас не знает? — сварливо не отступалась она.
— Да, — наконец сказала Дейзи. Она миг поколебалась, а затем голос ее приобрел смутно таинственный оттенок: — Я знаю, кто она.
Но мадам Жувнон ушла быстро, а Юнис уже вернулась, таща за собой стул, который установила как можно ближе к Ричарду Холлэнду и куда она затем резко и тяжело уселась.
Время от времени Даер прикрывал глаза — но тут же быстро открывал их снова, когда чувствовал, что комната из-под него выскальзывает. Глядя на множество теней на потолке, он не думал, что алкоголь в нем сильно ощущается. Но держать глаза открытыми подолгу за раз становилось трудной работой. Он слышал, как вокруг него спорят голоса; казалось, они возбуждены, однако говорили ни о чем. Были громкими, однако слышались издалека. Он зафиксировал конкретный участок монументальной тени, тянувшейся в более темные области потолка, и тут у него вдруг возникло чувство, что он сидит в окружении мертвых — или, быть может, фигур из фильма, который сняли давным-давно. Они разговаривали, и он слышал их голоса, но на самом деле произнесение слов совершилось много лет назад. Ему не следует поддаваться обману и верить, что он может с ними общаться. Никто его не услышит, попытайся он заговорить. На ноге, где он держал стакан, ощущался холод его обода; стакан промочил ему брюки. Конвульсивным движением Даер сел и сделал большой глоток. Хоть бы кто-нибудь был здесь, кому он мог бы сказать: «Пошли отсюда». Но все тут сидели в ином мире, лихорадочно болтали ни о чем, одобряли и опротестовывали, всяк в восхищении от звуков, издаваемых его собственными мыслями, когда они обращались в слова. Алкоголь был словно вечно утолщавшийся занавес, которым закрывают рассудок, отгораживая тот от всего остального в комнате. Он блокировал даже собственное тело Даера, которое, как и лица вокруг него, как огоньки свечей и танцевальная музыка, становилось все отдаленнее и бессвязнее.
— Да, черт возьми! — вдруг воскликнул он.
Дейзи, поглощенная тем, что говорил Ричард Холлэнд, рассеянно потянулась к нему и взяла его за руку, сжав ее так, чтобы он не смог без усилий высвободиться. Он оставил свою руку в ее ладони; контакт немного помог ему сосредоточить внимание на беседе.
— О нет! — сказал Холлэнд. — Биологический вид отнюдь не намерен себя уничтожать. Это чепуха. Он нацелен стать тем, что неизбежно происходит и ведет к его уничтожению, только и всего.
В двери из сада вошел человек и быстро пересек комнату туда, где стоял Абдельмалек, беседуя с несколькими своими гостями. Даер был недостаточно бдителен и лица его не разглядел, пока он шел через центр комнаты по лоскутам света, но ему показалось, что фигура знакомая.
— Дай мне глотнуть, — сказал Холлэнд, опустив руку и беря у жены стакан. — С миром все в порядке, вот только человек убедил себя в том, что он разумное существо, а на самом деле он — существо нравственное. А у нравственности должна быть религиозная основа, а не рациональная. Иначе это сплошное притворство.
Старая англичанка закурила еще одну сигарету, спичку бросила на пол, на горку пепла, который уже там насыпала.
— Все это очень хорошо, — сказала она с некоторой вздорностью в надтреснутом голосе, — но в наши дни религия и рациональность не исключают друг друга. Мы не в Темные века живем.
Холлэнд нагло расхохотался; глаза у него были злые.
— Хотите увидеть, как стемнеет? — закричал он. — Потерпите еще несколько лет. — И снова захохотал; никто ничего не сказал. Стакан он опять отдал миссис Холлэнд. — Сдается мне, все здесь согласятся, если я скажу, что религия по всему миру уже при смерти.