Рядом со столом сидели на корточках двое Летящих. И негромко
разговаривали – я не-то слышал их, не-то читал по губам.
– Тот, кто светил, улетел.
– За ним погнались.
– Откуда Настоящий свет? Кто он?
– Если поймают того, кто светил, – мы узнаем. Если нет –
пусть думает Нынешний.
– Это его обязанность.
– Да. А наша – делать Летящих.
– Начинаем.
– Начинаем.
Летящие поднялись, подошли к стене, где на полках стояли
колбы и банки с мутными жидкостями, валялись жуткие на вид инструменты, висели
маленькие тазики и противни… Стали деловито отбирать какие-то предметы. Потом
вернулись к столу.
Лэн задергался, но вырваться, конечно же, не смог.
– Не бояться, – знакомым тоном сказал один из Летящих. Да
это же тот, с которым я дрался! – Не противиться. Если ты сам захочешь стать
Летящим, тебе будет веселее.
– И не так больно, – добавил второй Летящий, раскладывая на
столе под боком у Лэна изогнутые, маленькие, как скальпели, ножи; стальные
крючки, пустые колбы, два маленьких тазика…
– Гады… – прошептал Лэн. – Гады. Я вас ненавижу.
– Это будет недолго, – выгружая инструменты и склянки,
сказал мой недавний противник. Лишь одну колбу, наполненную непроницаемо черным
раствором, он оставил в руках. – К вечеру ты будешь с нами.
– Это вам недолго, – сказал Лэн. – Данька с Котенком вернут
солнце…
Он тихо заплакал, и я понял, что никакой помощи мой Младший
уже не ждет. Даже не пытается на нее надеяться.
– Солнца не будет, – успокаивающе сказал второй Летящий. –
Наши предки продали его. Они правильно сделали. Тьма лучше.
– Хочешь знать, что с тобой сейчас будет? – поинтересовался
мой противник.
– Нет! – сквозь слезы крикнул Лэн.
– Странно. Ты всегда был таким любопытным мальчиком, Лэн.
Лэн дернулся, прекращая реветь. Запрокинул голову, пытаясь
разглядеть Летящего:
– Откуда ты меня знаешь?
Я тоже уставился на Летящего. Изо всех сил всмотрелся, и
Настоящее зрение не подвело. Лицо Летящего словно приблизилось… и я узнал…
– Я Ивон, – без всяких эмоций сказал Летящий. – Меня звали
Ивон. Я даже хотел когда-то быть твоим Старшим.
Я изо всех сил потянул прутья решетки. Ни черта. Строили
Летящие на совесть.
– Ты… ты… – начал Лэн.
– Я. Твой Старший бросил меня в горах без Крыла. Я попал к
Летящим. Рад, что так получилось. В душе я всегда хотел этого.
– Хотел? Почему? – Лэн снова беспомощно задергался в ремнях.
– Летать всегда. Иметь настоящий полет. Легкость полета.
Хочешь знать, как я стал Летящим?
Лэн как загипнотизированный кивнул.
– Мне вырвали глаза, – бесстрастно сказал бывший Ивон. – Не
сразу, постепенно. Так, чтобы боль превратила их свет во тьму. Потом из них
сделали эликсир для стекол мрака.
Лэн замотал головой. А Ивон продолжал:
– Потом мне вырвали сердце. Тоже очень медленно. Чтобы весь
свет в нем перешел во мрак. Из наших сердец нам делают крылья. Крылья,
способные поднять любого, не только ребенка.
– Зачем летать без сердца… – прошептал Лэн. Ивон его не
слушал.
– Мне выпустили всю кровь. Из нее делают Черный огонь,
которым так весело сжигать вас в горах. Если бы Нынешний позволил, мы давно бы
испепелили все ваши города. Кровь тоже выпускают медленно, из нее должен выйти
весь свет.
– С тобой им медлить не стоило, – вдруг очень спокойно
сказал Лэн. – У тебя не было света – ни в глазах, ни в сердце, ни в крови.
Ай да Лэн! Ивон (я не мог называть его иначе) дернулся, как
от удара. Но продолжил с прежним равнодушием:
– Тебе досказать всю процедуру? Мы от многого тебя избавим,
чтобы ты легче летал. И много чего получим – и на продажу торговцам, и для тебя
самого. Или тебе уже стало спокойнее?
Я мог бы подумать, что он на самом деле считает, что
успокоил Лэна. С этих придурков станется. Но Ивон вдруг разразился хриплым
каркающим смехом, и я понял – он издевается. Пользуется лишней возможностью
помучить Лэна.
Он просто садист. Всегда им был, даже когда назывался
Крылатым.
Почему я его не убил?
– Ты много говоришь, – неожиданно произнес другой Летящий. –
Сразу видно – недавно был человеком. Не нужно.
– Нужно, – огрызнулся Ивон. – Я лучше знаю людей. Уже сейчас
в нем рождается мрак. От страха. От предчувствия боли. Я знаю.
– Не будет во мне никакого мрака! – крикнул Лэн. – Я просто
умру от ваших пыток!
– Не умрешь. Нельзя умереть полностью, – сказал Ивон. –
Видишь?
Он поднял черную колбу, которую держал в руках.
– Это Черный огонь. Слабенький, разведенный. Он не сожжет
тебя, когда мы вольем его в твое горло. Он выжжет в тебе человеческую смерть и
человеческие чувства. Это будет началом. Видишь колбу?
Ивон протянул руку и сорвал с Лэна очки.
– А теперь ты ничего не увидишь, – торжественно сказал он. –
До тех пор, пока Тьма не даст тебе новые глаза.
Я еще раз тщетно попытался выломать решетку. Не смог и
соскользнул на пол, уже не заботясь, услышат меня или нет. Подбежал к двери,
подергал ее. Господи, что же мне делать? Биться о стены, пока за ними будут…
нет, даже не убивать или пытать, а превращать в чудовище моего друга?
– Думай о том, кого ты любишь, – донеслось из-за стены. –
Думай, чтобы Черный огонь превратил человеческую любовь – в нашу. Чтобы легче
было искать своих друзей и приводить их к нам.
– Я не буду о тебе думать, Данька! – закричал Лэн так, что у
меня на мгновение замерло сердце. – Не буду!
Он замолчал, словно ему зажали рот. И я, что-то закричав,
прыгнул на каменную стену, готовый или проломить ее, или разбиться насмерть.
Мгновения словно растянулись. Я вдруг увидел всю стену –
каждый камень, каждую крупицу черного раствора, крепящего их. И алые точки,
горящие между камнями. Их скрепляли Черным огнем, человеческой кровью.
Но как ни старайся, весь свет из крови не уйдет.
Я ударил по алой точке, горящей передо мной. Ударил, не
отрывая от нее Настоящего взгляда. И камни, дрогнув, зашатались, словно вся
стена была сложена из детских кубиков.
Проломив стену, чудом увернувшись от падающих булыжников, я
влетел в соседнюю камеру.