Хуш. Роман одной недели - читать онлайн книгу. Автор: Ильдар Абузяров cтр.№ 81

При проходе через металлоискатели нам пришлось выложить из карманов на стол сотовые телефоны, ключи и кучу мелочи. И все это в толчее и суматохе. Сдав верхнюю одежду в гардероб, получив номерок и бинокль, я с интересом наблюдал, как тщательно перед зеркалом причесывается Мурадик. В парадном костюме с иголочки он чувствовал себя скованно, словно не в своей тарелке.

И лишь когда мы заняли места в ложе, Мурад смог выдохнуть с облегчением и расстегнуть пуговицы жилетки. Он с благодарностью отметил, что стулья-кресла в театре такие же мягкие и нарядные, обитые бархатом, как и те, в Эрмитаже, на которых сидели бабушки-смотрительницы. О, как он им завидовал!

После перенесенной болезни мальчик был еще слаб. Прогулка по длинной анфиладе Эрмитажа прибавила усталости. Мурад даже почувствовал, что у него опять немного поднялась температура. Снова захотелось в мягкую постель. И тут как нельзя кстати мякоть сливовых кресел, бархатный ворс обивки приятно щекотал ладонь, на которую Мурад опирался ради собственного удовольствия. «Любишь персик, люби и пушок».

Вытянув ноги и запрокинув голову на спинку кресла, Мурад стал разглядывать люстру, что напоминала ему своими висюльками обильные грозди янтарного винограда. Внизу, в ямках кресел, тянущихся длинными рядами, словно в начерченных пахарем бороздах, рассаживались маленькие, словно зерна проса или риса, люди. В оркестровой яме, как в закопанной в землю бочке, одни музыканты оркестра бродили с места на место, пока другие уже бредили звуками.

Под всеобщую какофонию Мурад почувствовал, что готов окончательно расслабиться и заснуть. Ничто особенно, если не считать резких звонков, не привлекало его внимание и сливалось с общим мельтешением и неразборчивым звуковым фоном. И, наконец, к удовольствию Мурада, после третьего звонка погас свет и полилась плавная мелодия. Немного громковатая, но и она не очень отвлекала, потому что Мурад ничегошеньки не понимал в классической музыке, а тем более в иностранном языке, на котором вскоре начали петь. Будто ты, как в детстве, лежишь в своем ауле под боком у матери и слушаешь радиопередачу из Большого театра с Большой земли.

3

Но тут, готовый уже провалиться в сон, Мурад под самым потолком обнаружил то появляющиеся, то исчезающие буковки на фоне волн занавеса, словно занавес – темное море или складки гор в их ауле на берегу Каспия, а буквы – светлячки, что появляются летом и исчезают зимой.

«Что это такое? – заволновался Мурад. – Неужели это опять какой-то тайный знак? Неужели моя болезнь еще не закончилась?» Взяв бинокль, мальчик навел окуляры на светлячков и при ближайшем рассмотрении понял, что рассказывается история о некоей мадам Бабочке.

И тут до него словно из глубины сознания донеслось:

– Следи за историей, Мурад. Следи за своей историей, которая сегодня может уже завершиться. Ведь остался один последний акт.

Сбоку вспыхнули прожекторы, словно рыбнадзор осветил береговую линию; в золотых лучах закружились пылинки и заметались зрители. Мурад с интересом посмотрел вниз, туда, куда направлялись лучи, и увидел идущего по кромке оркестровой ямы меддаха, который в следующее мгновение, словно спасаясь от света, нырнул за бархан сцены.

Мурад узнал своего меддаха сразу – по блестящим черным волосам, ниспадающим на блестящий воротник фрака. В руках у него была палочка, похожая на указку…

«Что он мне собирается показать этой указкой, какой еще урок преподнести!?» – заерзал Мурад.

Пока же меддах что-то объяснял толпе музыкантов, энергично общаясь с ними и размахивая палочкой. Справа и слева от него сидели скрипачи и трубачи. Первые, казалось, очищают колосья своих смычков от зерен-звуков, вторые выдувают через раструб углекислый газ. Выдавливают, надув щеки изо всех сил.

Но тут Мураду показалось, что меддах повернулся к нему вполоборота и, посмотрев пристально в глаза, сказал:

– Будь внимателен до конца, Мурад. Следи за своим меддахом, пока история не закончится. Тебе еще недолго осталось ее слушать….

4

– Неужели, – обрадовался Юсуф, – неужели сегодня уже все закончится? Эти долгие дни ожидания и тренировок, напряжения и сомнений.

Они сидели в комнате у Жарова втроем с альфой и омегой, с Аз и Яз их операции. С Азером, которого на самом деле, как выяснил Юсуф, звали Янар, и македонцем Огненом. Огнен и Азер ночевали прямо тут, чтобы ранним утром, не вызывая подозрения полиции, пока еще темно, вместе с другими рабочими через Арсенальную отправиться на Самсониевскую набережную.

Там среди рабочих они по поддельным табелям намеревались проникнуть на завод и бросить бомбы в резервуары с нефтью. Первым должен бросать бомбу Азер, потом Юсуф, а третьим Огнен.

Оттого, что рано встали, у Юсуфа болела голова. А может, она болела от нервного перенапряжения или от запаха динамита. Бомбы по рецепту Кибальчича инженер Жаров готовил на глазах у Юсуфа, и подросток видел, что внутри метательного снаряда – две расположенных крест-накрест жестяные трубки, под которыми скрывались стеклянные колбы, обмотанные хлопчатобумажными нитями-фитилями, пропитанными бертолетовой солью и сахаром, отчего белые нити превратились в темные. Под семенем-грузом в виде гаек при ударе одна из колб обязательно должна будет разбиться и воспламенить фитиль и следом динамит.

Юсуф специально заглянул к Жарову накануне поздно вечером, чтобы поговорить с ним по душам.

– Тебе чего? – спросил Жаров, не отвлекаясь от работы. – Зачем пришел? Мешать, что ли?

– Я спросить хотел: может, дом-то не стоит трогать? Он ведь как живой, дышит-сопит по ночам по-особенному, когда все уже улягутся. Может, не стоит его в жертву приносить?..

– В жертву! – вспыхнул Жаров. – А ты знаешь, сколько наших товарищей по тюрьмам сейчас маются, а сколько себя в жертву во имя революции принесли? Живые люди! А ты дом пожалел.

Возразить Юсуфу было нечего. Готовясь к экзаменам по Закону Божьему, он иногда посещал воскресные службы. И вот, слушая проповеди и сравнивая их с речами Жарова, Юсуф пришел к выводу, что революция – как новая вера со своими апостолами и мучениками, жертвами и крушениями, сыновьями, идущими на смерть, и матерями, что, зная о грядущей жертве, благословляли своих детей на Голгофу. И все во имя торжества светлой будущей жизни.

– Да ты не волнуйся так за этих Нобелей! – продолжил Жаров. – Им с огнем теперь по жизни следовать, так как они свой выбор уже сделали. Они теперь с джиннами съякшались навеки. Не здесь, так в другом месте рванет. Где тонко, там и рвется.

5

Вспоминая, как нежно и осторожно Жаров обращался с бомбой, ведь тонкое стекло трубки легко ломалось в руках, Юсуф подошел к столу и погладил луковицу-бомбу, которая могла стать его крестом. Две трубки как два стебелька, один из которых первым рванет к солнцу огненным соцветием. Далеко ли улетит такое орудие?

В одном своем недавнем сне из объяснений Жарова Юсуф узнал, что у бабочек, как и у многих насекомых, внутренняя система дыхания представлена разветвленными микроскопическими трубочками – трахеями, которые могут надежно, не ломаясь преждевременно, обеспечивать газообмен лишь при относительно небольших размерах. Вот почему бабочки, как и бомбочки, не могут быть величиной с орла или грифа. И летать на очень далекие расстояния.