Мудрость психики. Глубинная психология в век нейронаук - читать онлайн книгу. Автор: Жинетт Парис cтр.№ 46

Умение различать ситуации, когда требуется влияние Ян, а когда – Инь, чрезвычайно важно и применимо в равной степени и к отдельным личностям, и к семьям, и к организациям и народам. Борьба ли это крестьянства против феодализма, рабов против расизма, женщин против патриархального уклада – полноценная победа всегда является результатом сбалансированной стратегии Инь и Ян. Стратегии Инь – обучать, покровительствовать, вселять надежду, апеллировать к высшим ценностям и завоевывать поддержку людей. Стратегия Ян характеризуется воинственностью: подготовить план атаки, ввязаться в драку, победить. Любое нарушение баланса приведет или к бессилию Инь, или к саморазрушению Ян. Если мы рассмотрим свои жизненные истории, то обнаружим, что даже в наполненных любовью и приятными переживаниями отношениях бывают периоды любви и периоды войны, и душа должна быть подготовлена и к тому, и к другому. Пары ссорятся из-за свободного пространства, ценностей, денег, времени, быта; сталкиваются их представления о событиях прошлого, а также видение настоящего и будущего. Материнский подход в жизни учит проявлять любовь, понимать, общаться, делиться, быть искренним, способным на компромисс и сострадание. Отцовский подход уделяет внимание балансу силы в отношениях: каждый делает то, на что имеет силы. Оба подхода необходимы. У древних греков воплощением власти был Зевс, их Бог-Отец, держащий молнии в воздетых руках. Его представляли с грозно сдвинутыми бровями и орлиным взором, видящим все, что творится на Земле. Он был олицетворением власти, символом могущества, дающего право устанавливать законы и наказывать тех, кто их нарушает. Зевс выражал идею, что сила неотделима от ответственности, это также присуще фигуре отца.

Архетип Отца имеет множество имен: вождь, король, лидер, капитан, генерал, президент. Все они по большому счету несут отцовскую ответственность за тех, кто им подчиняется. Именно поэтому капитан покидает тонущий корабль последним, именно поэтому Трумэн сказал: «Фишка дальше не идет» [7] , и поэтому президент США, как отец нации, контролирует красную кнопку и несет моральную ответственность за объявление войны, отправляя туда сыновей и дочерей своей страны.

Этот архетип активизируется во всех наших отношениях с фигурами, наделенными властью. Мы боимся их или восхищаемся и верим им; ненавидим их или тоскуем по их защите; отчаянно преданны или свергаем их с престола. Любой человек (мужчина или женщина), облеченный властью, представляет собой по отношению к остальным отцовский архетип; это касается не только монархов, президентов и полководцев, но и руководителей, полицейских, учителей – всех тех, кто имеет над нами власть. Когда женщина оказывается в роли Отца, она дает понять, что ей не следует приписывать архетип Матери; для этого египетская царица носила фальшивую бороду, подчеркивая свою власть фараона. Дорогой костюм, престижный офис, роскошный рабочий стол, личное место на парковке – все это говорит о том, что здесь господствует Ян. С другой стороны, мужчина в роли Великой Матери, использующий символы древних богинь (развевающаяся белая мантия Папы Римского, его раскрытые руки, как бы говорящие «Идите ко мне, дети мои»), сообщает этим: здесь живет Инь (или, как в случае с Папой Римским, он хочет, чтобы вы так думали). Если в душе происходит активизация отцовского архетипа, это сигнализирует об обращении к психологии войны. Человек увлечен стратегией и тактикой, жаждет конфликта, мечтает о победе, упоен честолюбием, хочет власти и готов идти на риск.

Зачастую в начале семейной терапии напряжение может быть настолько сильным, что первичной целью терапевта становится создание более комфортной, поддерживающей, надежной, материнской атмосферы. Тем не менее, если эта цель в дальнейшем не будет пересмотрена, то бессознательное предпочтение терапевтом материнской позиции может нарушить баланс, потому что внушит семье представление о недостижимом идеале – нерушимом убежище, защищающем от внешних невзгод. Семья не может быть только укрытием, потому что она также является местом, где мы учимся жизни, а жизнь полна напряжения и огорчений. Склонность порождать напряжение и конфликты есть имманентное свойство человеческих групп; можно сказать, что это один из важнейших факторов эволюции. Чуждое романтике и сентиментальности психологическое понимание семьи учит нас одновременно материнской способности защищать слабых и раненых (новорожденных, детей, больных, стариков) и отцовской мудрости, считающей семью первым полем боя, учебным полигоном, нашим первым тренировочным лагерем для психики. Материнская утопия, в наши дни преобладающая во многих современных подходах к развитию, становится антиутопией, если она препятствует отцовскому воспитанию детей. И мальчикам, и девочкам совершенно необходимо научиться базовым навыкам войны, состоящим в умении перед лицом опасности оставаться спокойными, бдительными, сосредоточенными. Направления терапии, отвергающие принцип Ян, являются просто сентиментальной ложью. Предлагая только одну часть спектра душевных способностей, они укрепляют модель беспомощной Матери, имеющей дело с деспотичным Отцом: «Пожалуйста, Общество, не бей детей, им больно! Пожалуйста, выделите деньги на образование, на здравоохранение. Пропавшие отцы, пожалуйста, вернитесь и заплатите по счетам». Это психология попрошаек, которая мало что дает тем, кому нужна революция.

Для построения идентичности совершенно необходим психический баланс Инь и Ян. Идентичность отчасти строится на том, что мы любим и на что хотим быть похожими, но в не меньшей степени и на том, что мы отрицаем: я – не ты, я не хочу того, что ты хочешь для меня, я не поддаюсь твоему влиянию, не подчиняюсь тебе. Цивилизации, как и наши индивидуальности, определяют свою идентичность, главным образом отвергая то, что происходит по другую сторону границы. Здесь, дома, мы не едим лягушек или собак, или змей; мы не пьем эту гадость и не принимаем эти наркотики; мы вот так не убиваем, у нас нет таких законов, таких убеждений, такого Бога, таких обычаев. Идентичность строится не только на общих ценностях, но также на общих идеях по поводу того, что отвергается. Кто-то или что-то, обладающее способностью уничтожить то, чем мы являемся или надеемся стать, воспринимается как «враг». Подростки особенно склонны определять себя через общие идеи о том, что они отвергают во взрослых. Им необходимо это сопротивление, и именно поэтому они так нуждаются в сильной, устойчивой отцовской фигуре. Чтобы прорезались зубы, нужно кусать что-то, оказывающее сопротивление. Слишком жесткое или слишком слабое противодействие в равной степени может навредить способности подростка упорядочивать свою личность и приведет к апатии, отчужденности, преступному поведению.

Гнев феминисток против патриархальности был ошибочно воспринят как нападение на отцовский принцип. Это не так. Гневаться на архетип бессмысленно. Это все равно, что злиться на ветер вместо того, чтобы приспособить к нему паруса, или злиться на красный свет светофора, управляющего потоком машин, или на то, что обществу для существования необходимы финансовые средства, бюджет, законы, правила и определенный регламент. Феминистская революция не была ни отказом от архетипа отца, ни укреплением материнского принципа. Это было, по крайней мере, в моем понимании, восстание против монархии в упадке, против главенства одного пола над другим. В гильотине не было необходимости. Это был не тот случай, когда кричат: «Отрубите им головы!» или «Отрежьте им яйца». Казнить нужно было идею – идею о том, что «яйца» следует понимать буквально, как биологический признак мужественности, а не как архетипическое качество. За феминистским бунтом последовала феминистская революция, ставшая одним из самых ярких примеров деконструкции в постмодернистской интеллектуальной истории. Она разрушила свойственное патриархальному укладу буквальное понимание мужественности.