Обратная сторона Японии - читать онлайн книгу. Автор: Александр Куланов cтр.№ 66

Могу совершенно точно сказать, что далеко не все меры российского правительства вызывают у нас одобрение – согласны? Да и некоторые, к примеру, американские шаги кажутся странными, не так ли? Лично мне кажутся. Значит, я еще и русофоб и американофоб? А если я – журналист-международник и вообще много чего знаю о других странах мира, то, получается, я весь мир ненавижу? Нет, не получается. Потому что знать правду, видеть не только положительные, но и отрицательные стороны, понимать их причины и изучать последствия – не значить ненавидеть страну, не значит страдать какой-то фобией. Если следовать этому определению и настроениям людей, склонных обвинять любого разрушителя мифов, имиджбрейкера в фобии, то получается, что любой гинеколог должен быть женоненавистником, потому что знает проблему изнутри. Уверяю вас, это не так: многие мужчины-гинекологи относятся к женщинам с симпатией и романтическими чувствами, несмотря на то что некоторым из пациенток иногда приходится ставить весьма неприятные диагнозы.

Но если так, то, наверное, под «японофобией» понимается нечто большее – рискну сформулировать это как «ненависть и презрение к Японии, боязнь ее, полное (!) неприятие японской культуры». Причем важно, что все эти чувства должны быть высказаны, иначе возникнет ситуация, как с одним моим бывшим коллегой, который в приватной обстановке называл японцев «косорылыми» и «желтожопыми япошками», а в служебной – преподавал (и сейчас преподает!) на кафедре одного из японоведческих вузов, отнюдь не слывя при этом японофобом.

В таком случае что же мы имеем в итоге? Выходит, японофобия – это даже не всегда реально существующая нелюбовь к Японии, а лишь некие внешние проявления отношения к ней, выражение неприятия чего-то японского, которое не соответствуют общим представлениям о японофилии, то есть о любви к Японии. Для большинства наших людей нормально декларировать общепринятое положительное отношение к наиболее распространенному образу Японии – отображать ее позитивный имидж. Но кто из вас не знает, что «имидж – ничто»?

Сложно представить специалиста-страноведа, в том числе японоведа, который воспринимает на веру имидж и не обращает внимания на суть предмета. Правда, советская система изучения Японии немало поспособствовала тому, чтобы даже среди ученых мужей появились японофилы и японофобы в чистом виде – первым было удобно ограничить изучение страны восторгами по поводу красных листьев момидзи и опадающей сакуры, а вторые всегда могли найти кормушку за счет политического заказа. Этот подход менее понятен западным ученым, более свободным в восприятии Японии и раскрепощенным в высказывании собственного мнения. Хотя и их мнение не всегда с радостью воспринимались читателями. Выдающийся голландский японовед Карел ван Волферен в предисловии к своей книге «Загадка японского могущества» (или «Тайна японской власти» – кому как нравится) писал: «…если эта книга явит собой довольно мрачную картину, то по той причине, что большинство более приятных аспектов Японии, таких как ее искусства, горячие ванны и дружелюбность народа, не являлись предметами описания».

Заметьте, это важно: книга о «тайнах японской власти», как и большинство других книг «о тайнах», действительно являет «мрачную картину», но это не значит, что в Японии нет онсэнов или знаменитое японское дружелюбие куда-то внезапно испарилось. Просто исследователь, журналист (который если настоящий, то тоже всегда исследователь!) не может ограничиться в своей работе онсэнами и дружелюбностью – иначе получится не исследование, а лакировка блестящих поверхностей языком и подручными средствами.

Но, может быть, так думают только иностранцы. Конечно, было бы ошибкой считать, что все японцы как один, поддерживают политику разрушения мифов о благословенных островах. Все же некоторые (незначительная, но важнейшая – активная фракция общества) поддерживают. Однажды, смущенный открывающейся картиной «японских тайн», я спросил о том, стоит ли вообще об этом рассказывать, своего профессора – Мицуеси Нумано. «Многие японцы думают так: пусть будет миф, раз он совсем неплохой. Он даже несколько идеализирует Японию, – ответил Нумано. – Но те образованные японцы, которые хорошо знают современный мир, конечно, понимают: если за рубежом продолжает укореняться неверное представление о нашей стране, это в конце концов может привести к печальному результату. Плохая правда лучше хорошего обмана».

Японофобия ли это? Я думаю, это объективность. Понимание Японии такой, какая она есть, на основе обретенных теоретических знаний и приобретенного практического опыта. А уж если пытаться придать ей эмоциональную окрашенность, то, скорее, японофилия. Во всяком случае, лично я четко идентифицирую себя как японофила, япономана, Нихон-отаку. Изучая Японию, я и мои друзья хотим сделать мир чуточку лучше, но не только. Изучение Японии – в самых разных ее ипостасях, от онсэнов до политики – доставляет нам огромное удовольствие, потому что, как метко заметила однажды японовед Э.Б. Саблина, «тяжек хлеб япониста, но не горек». Мы не «бешеные дятлы», но мы любим эту страну. При этом мы ощущаем себя (во всяком случае, стараемся ощущать) свободными люди и можем позволить себе говорить о том, о чем хотим, тем более что каждый из нас уже написал свою долю материалов о японских красотах – к ним привыкли, и они не воспринимаются так остро. Да, иногда мы, как и гинекологи, ставим диагнозы, но не перестаем от этого любить ни женщин, ни Японию.

«До чего же вы, японцы, странные люди!» – негодовал Никита Хрущев, безуспешно пытаясь решить с японскими дипломатами проблему мирного договора в 1956 году. Причиной гнева советского лидера была странная переговорная тактика противоположной стороны: со всем вроде бы соглашающиеся японцы в конце снова и снова говорили «нет». О своеобразном поведении японцев за столом переговоров написано много, но эта книга не учебник по менеджменту. Я хочу лишь вспомнить личный – официальный и бытовой – опыт и попытаться на его основе классифицировать важнейшие этапы дискуссии с представителями этой замечательной страны.

Итак, само собой разумеется, что достаточная по продолжительности дискуссия может проходить только в том случае, если стороны, среди прочих, рассматривают некий спорный предмет. Им может стать что угодно – от пристрастий в еде до политических проблем. В зависимости от статуса спорщиков и их целей обсуждение может закончиться не начавшись, а может пройти те три основные стадии спора, которые я достаточно четко выделяю в проблемном общении с японцами, а именно:

1) благожелательный компромисс;

2) признание уникальности;

3) маска.

Для подавляющего большинства людей общение начинается и заканчивается первой фазой. Это естественно: если вам нечего с японцами делить, если вы искренне согласны с их точкой зрения, если просто нет предмета спора или вы способны, как воспитанные люди, его не заметить, то и говорить не о чем. В самом деле, если вам не нравится японская кухня или вашему собеседнику – российские автомобили, о чем тут спорить?

Японцы, в силу особенностей своего воспитания, идеально проходят первый этап. Они излучают благожелательность, добродушие, олицетворяют вежливость и предупредительность. Все это значительно облегчает и общение с ними, и жизнь в Японии, делая ее изумительно комфортабельной для не очень продолжительного там пребывания. У нас, иностранцев, бывает, что от привычки к этой предупредительности «замыливается глаз», и мы не всегда можем отличить формальное общение от искреннего интереса, форму от содержания, татэмаэ от хоннэ. Ничего страшного в этом нет. В самом худшем случае вашим надеждам просто не суждено будет сбыться. Например, я, воодушевленный искрящимся добродушием одного знакомого японца, обладающего весьма широкими связями, несколько раз просил его мне помочь – передать контакты интересующих меня людей, получить информационные материалы, обсудить проект и тому подобные мелочи. «Хо! – кричал мой собеседник в восторге, размахивая руками и проливая на себя шампанское. – Отличная идея! Я сам давно об этом думал! Звоните мне завтра прямо с утра!» Конечно, утром либо его не было на месте, либо контакты куда-то терялись, либо для получения информационных материалов требовалось найти еще одного человека, след которого не взяла бы и самая лучшая охотничья собака. Однако взаимных претензий никогда не было, общение ограничивалось первой фазой: благожелательным, пусть и бесперспективным, компромиссом.