Все чаще и чаще мы могли лично убедиться, что за мужественным «гамбарянием», когда человек действительно прилагает большие усилия, очень часто стоит элементарное неумение организовать свое время и свой труд. Если так работает сотрудник, которому никто не подчинен и от которого никто не зависит – например, какой-нибудь фрилансер, – то это только его личная проблема. Ну, в крайнем случае, его клиентов. А если это руководитель, который требует от подчиненных выполнить поставленную задачу четко и в срок, а потом по ходу дела меняет условия задачи и не делает того, что должен делать сам? Мы не раз замечали, как вздрагивают сотрудники, когда звонит внутренний телефон: неужели у шефа новая идея?! Ведь в итоге подчиненные будут еще более еку гамбаттэ иру. Но и это не конец. Он может быть еще более плачевным, если личные способности работника и требования компании, основанные на том, что каждый может все, приходят в состояние конфронтации. В случае с героиней Амели Нотомб это привело к ее ссылке в туалет, а в реальной жизни, когда жертвой имиджа становится не иностранец, а японец, его может ждать и смерть от переработки (фактически от неспособности решить задачу и признаться в этом) – кароси, и даже самоубийство от отчаяния.
Я ни в коем случае не хотел бы сказать, что японцы – бестолковые лентяи. Просто они, по крайней мере абсолютное большинство «белых воротничков», могли бы достигать тех же результатов с существенно меньшими затратами времени и сил, если бы работали организованнее и эффективнее. Но тогда у них бы не было возможности хвалиться тем, как они гамбару. А это понятие остается в числе главных добродетелей консервативного по своей природе японского сознания, это – имиджеформирующее понятие. Даже когда входит в противоречие с экономической целесообразностью. Именно поэтому большинство крупнейших японских корпораций имеет в своем составе талантливых европейских и американских топ-менеджеров, свободных от имиджевых предрассудков и старающихся работать ради результата, а не ради работы, – только так можно двигать экономику вперед. Посмотрите на списки руководящего состава японских холдингов и вы увидите это.
В условиях «мыльного пузыря» благоприятная конъюнктура еще позволяла содержать большое количество, скажем прямо, бездельников, которые были, таким образом, трудоустроены. Это позволяло им не страдать не столько от отсутствия денег (вполне можно прожить на разного рода пособия и приработки), сколько от отсутствия сознания приносимой обществу пользы, а имидж страны трудоголиков практически не пострадал от кризиса, потому что ущерб был списан на внешние факторы. При этом каждый японец вынужден для сохранения лица блюсти этот имидж. Например, если средний европеец предпочтет жить на пособие по безработице и проводить время по своему усмотрению, то средний японец предпочтет за те же деньги выполнять заведомо ненужную и бессмысленную работу, потому что «бездельничать стыдно». В Японии это заметно едва ли не на каждом углу. Вот в крохотном почтовом отделении, где и так не повернуться, на входе стоит старенький дедушка с повязкой «дежурный» и громко кричит всем входящим: «Ирассэ имасэ» – «Добро пожаловать», отчего те часто пугаются и натыкаются на стойку с образцами посылочных ящиков. Но он – на посту! Он тоже гамбаттэ иру. Он – трудоголик!
По мере углубления кризиса держать на рабочем месте ненужных людей и платить им зарплату становится все труднее. Возникает проблема, особенно с мужчинами пожилого возраста, которые уже или вовсе нетрудоспособны, или не могут работать эффективно, а жизни вне работы себе не представляют. Хорошо тем, кто может успокоиться путешествиями, ресторанами и хостесс-клубами. В противном случае разлад с жизнью приводит к стрессам, обострению отношений с семьей, разводам (очень часто как раз после выхода мужа на пенсию!), а нередко и жизненному финалу.
Сейчас уже всем ясно, что имидж японской экономической модели оказался не безупречен, а «менеджмент японского образца», который, по словам Сакаия, «и есть японская культура, достойная распространения ее во всем мире» (!), применим только в Японии и «эффективен лишь в случаях, когда речь идет о предприятиях, выпускающих массовую стандартную продукцию» (это тот же Сакаия). Поскольку сегодня почти все массовое серийное производство вынесено в «третий мир» и бывшие соцстраны, то туда, надо полагать, и стоит нести эту «культуру».
Азия сейчас успешно учится у японцев, как некогда японцы – у европейцев и американцев. Но в том, что их опыт может принести реальную пользу России или странам Восточной Европы, я очень сомневаюсь – прежде всего в силу глубоких цивилизационных и психологических отличий. Особенности русского менталитета позволяют четко отделять форму от содержания, имидж от сути происходящего. У нас не принято поддерживать имидж только ради того, чтобы выглядеть усердным, даже если при этом кажешься бестолковым. Русский менталитет позволяет в ряде случаев мимикрировать под условия работы в японских, или подобных японским, компаниях, изображая бурную активность, но сохраняя при этом внутреннее спокойствие. Не случайно в последние годы среди наших эмигрантов в Японии сложилась поговорка «Если вы целый день читали на работе новый роман Акунина в Интернете, а уходя, слышите вслед: «Спасибо, что усердно потрудились» и не испытываете при этом угрызений совести, то вы полностью адаптировались к работе в японской компании». Имидж для нас все еще – ничто, а гамбару ради гамбару и вовсе – не для нас. Это – несвобода. А она даже японцев приводит порой на край, из-за которого не вернуться.
Когда имидж решает все… вопросы жизни и смерти
14 мая 2009 года Главное полицейское управление Японии с горечью констатировало, что «обострение проблемы занятости в условиях мирового кризиса привело к резкому росту числа случаев суицида». Даже на фоне вот уже 11-летней печальной традиции превышения 30-тысячного порога числа самоубийств, прошедший год с его 32 249 случаями оказался рекордным. Почему растет эта удручающая статистика, вы уже поняли, но сейчас я хочу рассказать о том, как влияет на выбор места прощания с жизнью… имидж.
В упомянутом докладе содержатся любопытные статистические данные, позволяющие не только отследить по временной координате динамику увеличения числа самоубийств (кстати говоря, отмечен рост с 10 до 40% в период с октября 2008-го – кризисного года), но и четко определить наиболее «депрессивные» районы страны. Лидирующие позиции этого странного рейтинга вполне предсказуемо заняли северные и не слишком процветающие префектуры Аомори и Акита. На самой же вершине, как всегда, прочно обосновался район Яманаси, находящийся в центре главного японского острова – Хонсю.
Такой печальной стабильности он обязан средних размеров лесному массиву «Аокигахара дзюкай», прозванному местным людом «Призрачным лесом». Интересно, что дурная слава Аокигахара на фоне более чем тысячелетней истории страны выглядит абсолютным новоделом: токийские газетчики единодушно отмечают, что «призрачной» эта часть девственного леса с великолепным видом на священную гору Фудзи стала лишь после 1960 года. Именно тогда по всей Японии с триумфом разошелся бестселлер популярного романиста Мацумото Сэйте «Нами-но то» («На гребне волны») о тяжкой судьбе японской женщины, завершившей свой жизненный путь в лесу у подножия Фудзи.