– Быстрый, как ветер, – сказал Мортен. – А есть что-нибудь быстрее, чем ветер?
– Наверное, вихрь, – подумав, ответила бабушка.
– Тогда мы назовём нашего коня Вихрем. С таким именем он будет бегать в два раза быстрее.
– Ты прав. К тому же я не знала ни одного коня, которого звали бы Вихрем, – сказала бабушка.
– Значит, решено!
Они привязали Вихря к берёзе, где он должен был стоять до первого дня Рождества.
Вручение подарков
В лесу стояла скамья. Не какая-нибудь хлипкая садовая скамейка, которая могла рухнуть в любую минуту. Нет, эта скамья была прочной и надёжной, как скала. Она была сделана из толстого и крепкого бревна, а не из какого-нибудь хилого брёвнышка. Скамья была уже готова и предназначалась для папы и мамы. Это был рождественский подарок от всех восьми детей.
– Мастерская работа, – сказал Мартин. Лучшей похвалы он придумать не мог.
– А какая она тяжёлая, – подхватил Мортен.
Ему не следовало этого говорить, потому что все сердито на него поглядели, а Мона сказала:
– Спасибо, что сказал, а то мы без тебя не знали.
Мортен был так занят своим конём, что даже не подозревал, насколько он мог задеть остальных своими словами.
А между тем это было так, потому что скамья была готова, и она получилась на славу, но, как уже говорилось, оказалась такой тяжёлой, что дети не знали, как притащить её домой и поставить во дворе, чтобы поразить этим папу и маму в рождественский вечер.
Между тем время поджимало, и, хотя в сочельник с утра с неба летел лёгкий снежок, его было маловато, чтобы можно было рассчитывать на хороший санный путь.
– Если бы мы были восемь крепких парней, мы запросто отнесли бы эту скамью домой, – сказал Мадс.
– Да, но мы не парни, – заметила Милли.
– Если бы здесь была дорога, мы могли бы погрузить скамью на грузовик и привезти домой, – вздохнула Мона.
– Легко и просто, – сказал Мартин. – Если кто-нибудь ещё скажет подобную глупость, он отправится за ту сосну, пока остальные будут думать.
– Но если нам запрещено делать глупые предложения, мы не придумаем и умных, – возразила Мона.
– Верно! Это самые умные слова, что ты сказала за последнее время! – поддержал её Мадс. – Говорите столько глупостей, сколько хотите!
Однако никто больше ничего не сказал, все стояли и молча смотрели на скамью.
Тем временем Мортен незаметно покинул озадаченных детей. Ему было досадно, что у него не было времени вместе со всеми мастерить рождественский подарок для папы и мамы. Но если бы он придумал, как перетащить эту скамью домой во двор, то, наверное, это могло бы считаться его вкладом в общее дело.
Мортен побежал на ферму к Ларсу. Он не вошёл в дом, но сел во дворе так, чтобы хозяева могли видеть его из окна. Некоторое время он сидел и ждал. Наконец в дверях показался Ларс:
– Никак к нам пожаловал Мортен?
– Да. Вы, кажется, собираетесь прийти к нам сегодня вечером?
– Ты не ошибся. Придём, если только вы не передумали.
– Конечно, не передумали. А ты не собираешься сегодня возить брёвна?
– Кто же это возит брёвна в сочельник?
– Я так и думал, – огорчённо сказал Мортен, он был в отчаянии.
Ларс внимательно поглядел на него. Что, интересно, на уме у этого малыша?
– Послушай меня, – сказал Ларс Мортену. – Сейчас у тебя в голове крутится много мыслей, и я не могу их все уловить. Пожалуйста, скажи мне, о чём ты думаешь.
Мортен поглядел по сторонам и зашептал что-то Ларсу на ухо.
Чуть позже Анна увидела в окно, как Ларс с Мортеном выкатили волокуши, а потом вывели из конюшни Гнедого.
– Мы с Мортеном должны привезти несколько брёвен! – крикнул Ларс Анне и стал запрягать Гнедого в волокуши.
Потом они надели на Гнедого бубенчики и выехали со двора. Поездка проходила не очень гладко – всё-таки снега было ещё маловато, и иногда волокуши ехали по голой земле.
– Хорошо, что мы с тобой взяли Гнедого, Буланке было бы с этим не справиться.
Когда они приехали в лес, Мартин и Мадс уже обвязали скамью верёвками и пытались поставить её на санки, которые они на Пасху брали с собой в горы.
– Я слышу бубенчики! – сказала вдруг Мона.
– Это у тебя в ушах звенит, – объяснил ей Мадс.
Неожиданно из леса на поляну, где стояла скамья, выехал Гнедой. Дети охнули и затихли, а Ларс спокойно подъехал к скамье.
– Сейчас я немного поправлю волокуши, а потом вы возьмётесь за один конец бревна, а я за другой, – сказал Ларс.
Погрузив скамью на волокуши, Ларс закрыл её брезентом и привязал к саням. И они тронулись в путь. Гнедой шёл медленно и осторожно, словно понимал, что у него на санях лежит не обычный, а особенный груз.
Когда они подъехали к домику в лесу, Мортен побежал вперёд. Он влетел в кухню. Мама была там одна. Папа ещё не вернулся домой – перед Рождеством всегда было много поездок. Мортен задёрнул занавески на окнах и сказал маме:
– Обещай, что не будешь подглядывать за нами!
– Обещаю! – сказала мама. – Честное слово!
С помощью Ларса дети сняли скамью с саней. Она всё ещё была закрыта брезентом. К брезенту дети прикрепили большой плакат, на котором было написано:
...
«ПАПЕ И МАМЕ ОТ ВСЕХ ДЕТЕЙ.
Открыть вечером в сочельник».
В тот вечер папа и мама не раз проходили по двору мимо чего-то очень большого, закрытого брезентом. Они понимали, что это рождественский подарок, но так и не подошли и не заглянули под брезент.
Наконец настал вечер. В городе зазвонили церковные колокола, к ним присоединился и маленький колокол в Тириллтопене.
Пришли Ларс и Анна, Хюльда с Хенриком и маленькой Анной-Офелией, и даже старая тётушка Олеа.
После вкусного ужина они водили хоровод вокруг ёлки, все получили подарки и, наконец, настала пора вручать главный подарок. Папе и маме завязали глаза, и дети вывели их во двор. За ними шли Ларс и все остальные гости. Мартин снял брезент, и дети подвели папу и маму к скамье.
– Теперь вы можете на неё сесть, – сказала Милли.
Папа и мама с завязанными глазами опасливо сделали несколько шагов, но дети крепко держали их, так что бояться им было нечего.
Когда они уже сидели на скамье, Марен развязала им глаза. Папа с мамой переглянулись, а потом уставились на скамью.