– Джон, ты же не хочешь причинить мне вред. Джон, – проговорила она. – Я тебе помогала.
Он наставил на нее указательный палец.
– Не смей об этом говорить. Не смей, не смей. Как же, помогала она! Ты отправила меня в вонючую больницу. Хорошо же ты мне помогла. – Он принялся дико оглядываться по сторонам, потом увидел банку из-под пива на полу. Он забыл, что все допил, и подошел к Энди. – Ну, давай, показывай.
Она скрестила на груди руки.
– Джон, я не могу…
Он снова ее ударил, так же быстро, как в прошлый раз, открытой ладонью, но не слишком сильно. Когда Энди подняла руки к лицу, он начал наносить ей новые и новые удары. Она не могла от них защититься, не могла остановить его, даже не видела, как приближается его рука.
А потом он набросился на нее, толкнул спиной на каменную стену и принялся рвать пиджак и блузку.
– Нет, Джон, не делай этого!.. – кричала она.
И он снова ее ударил, сбил с ног, схватил за волосы, потащил на матрас и рухнул на нее, усевшись сверху. Энди отбивалась, без особого результата размахивая руками. Тогда он поймал их, соединил вместе и прижал одной своей рукой. Энди его плохо видела и поняла, что у нее кровь на лице и в одном глазу.
– Джон… – Она заплакала, не в силах поверить, что он сможет сделать задуманное.
Но он смог.
Когда Мэйл закончил, он был еще злее, чем вначале.
Он заставил ее одеться, насколько возможно – он разорвал ее блузку почти пополам и отобрал лифчик, – а потом втолкнул обратно к дочерям.
Обе девочки, даже маленькая Женевьева, поняли, что произошло. Когда Энди рухнула на матрас, они тут же подползли к ней и поддержали ее голову, когда дверь с грохотом захлопнулась.
Она не могла плакать.
Глаза высохли, или еще что-то с ними случилось. Когда она думала о Мэйле – не о лице или голосе, а о его запахе, – она начинала задыхаться, и внутри у нее все невольно сжималось.
Но плакать она не могла.
Однако боль чувствовала: множество синяков, царапин, растяжений мышц, которые она получила, когда пыталась вырваться из сильных рук Мэйла. Впрочем, крови не было, она проверила, и хотя внутри у нее все болело, он ей ничего не порвал.
Когда Мэйл вернулся, она сидела с сухими глазами, так и не пришедшая в себя.
Они что-то почувствовали, приглушенный звук, легкое дрожание пола над головой и поняли, что он сейчас появится. Они сидели на матрасе, лицом к двери, когда та открылась. Энди подобрала под себя юбку.
Мэйл был в джинсах, клетчатой рубашке и круглых темных очках, в руке он держал пистолет.
– Я не могу держать здесь вас всех. – Он показал на Женевьеву: – Идем, я тебя забираю.
– Нет, нет, – выкрикнула Энди, схватила Женевьеву за руку, и девочка прижалась к ней. – Нет, Джон, пожалуйста, я за ней присмотрю, она будет вести себя тихо, Джон…
Мэйл отвернулся.
– Я отвезу ее в «Уол-Март»
[27]
и там оставлю. Ей хватит ума найти копов и вернуться домой.
Энди встала и взмолилась:
– Джон, я за ней присмотрю, честное слово; клянусь богом, она не доставит тебе проблем.
– Она уже проблема. Стоит мне о ней подумать, и я знаю, что она проблема. – Он показал пистолетом на Грейс, которая отшатнулась. – Ее я оставлю здесь, она слишком большая и может привести копов. А эта маленькая… я надену ей на голову мешок, отведу к фургону и высажу около «Уол-Марта».
– Джон, прошу тебя, – умоляла Энди.
– Выходи, девочка! – рявкнул Мэйл, глядя на Женевьеву. – Иначе я тебя отделаю до полусмерти и все равно вытащу отсюда.
Манетт опустилась на колени, потом снова встала и потянулась к нему.
– Джон…
Он сделал шаг назад, вскинул руку и схватил ее за горло – на мгновение Энди показалось, что ей конец: он душил секунду, а потом отшвырнул назад.
– Отвали. – И, повернувшись к Женевьеве, приказал: – Давай, девочка, выходи, шагай к двери.
– Подожди, подожди, – взмолилась Энди. – Жен, возьми пальто, сейчас холодно… – Женевьева свернула пальто, превратив его в подушку, и Энди встала с матраса, взяла пальто, надела на дочь и застегнула, глядя ей в глаза. – Будь хорошей девочкой, – сказала она. – Джон не сделает тебе ничего плохого.
Женевьева шла к двери так, будто пол был вымазан клеем и ее ноги к нему прилипали.
– Женевьева, милая, – крикнула ей вслед Энди, – попроси кого-нибудь позвать полицейского! Когда окажешься в универмаге, позови полицейского и скажи, кто ты такая. Они отвезут тебя домой, к папе.
Дверь захлопнулась прямо у нее перед лицом. Она слышала едва различимые шаги, но больше никакие звуки не проникали сквозь стальную дверь.
– Жен справится, – сказала Грейс, которая заплакала и с трудом выговаривала слова. – Она много раз бывала в больших магазинах. Она найдет полицейского и вернется домой. Папа о ней позаботится.
– Да. – Энди опустилась на матрас и закрыла лицо руками. – О господи, Грейс! О господи!
Глава 06
– Ненавижу богатеев, – пробормотала Шерилл.
На ней была та же куртка, что и вчера, но теперь она надела собственную зеленую бейсболку со светло-голубым козырьком. Волосы она заправила внутрь. Довершали наряд голубые кроссовки. Короче, получился сорванец с отличной грудью. А еще розовые щеки и обаятельная улыбка… В общем, Блэк считал ее необычайно аппетитной.
Они оставили машину на парковке возле офисного здания, где работала Энди Манетт. Шерилл решила, что его построил крайне неприятный архитектор: черные окна, красные кирпичи, медные бортики обсаженного камышом пруда, перед которым красовалась ржавая спираль из кортеновской стали
[28]
. Блэк остановился перед «скульптурой». На пластине было написано: «Трассировка лучей»
[29]
Ригли.
– Ты знаешь, что это должно означать? – спросил он, изучая скульптуру.
– Похоже на большой кусок ржавой стальной жвачки, которую кто-то искорежил, – ответила Шерилл.
– Господи, ты настоящий художественный критик. Наверное, ты права, – сказал Том.
Шерилл повела его за собой по мостику, перекинутому через начинавшийся у пруда ров. Кто-то высыпал в пруд полведра кукурузы, и стайка диких уток и два канадских гуся ныряли на дно за зернышками. Полдюжины декоративных карпов медленно кружили между утками, и их золотистые тела блестели под поверхностью воды. Дождь прекратился, и первые робкие солнечные лучи с трудом добирались сюда сквозь листву плакучих ив.