– Я подожду, – сказала она.
Джордж почистил зубы, взъерошил мокрыми руками волосы и лишний раз спрыснулся дезодорантом – вместо душа. Одеваясь в спальне, он первым делом позвонил в офис и сообщил дежурной, что не придет – еще не здоров. Затем позвонил на мобильник Айрин, и та ответила после нескольких вызовов.
– Где ты? – спросил он.
– В пути. Сестра с детьми гостит у папы в Рочестере, еду туда же. Ты выбрал удачное время, чтобы поставить под угрозу мою жизнь.
Она говорила бодро и беззаботно, и Джордж решил не упоминать недавний инцидент возле ее дома.
– Смотри рули осторожнее.
– Хорошо. У тебя все в порядке?
– Беспросветно, как в луже. Я сказался больным, но просто вымотан. Передавай родне привет.
– Передам.
Карин оставила свою «ауди» цвета серый металлик перед домом Джорджа на стоянке для жильцов. Джордж осторожно опустился на ковшеобразное сиденье, все еще испытывая боль там, куда его ударил Берни. Стоял замечательный день, какие бывают в конце лета; температура упала градусов на десять, влажность вдруг перестала докучать. Карин включила зажигание, опустила стекла и тронулась с места.
– Знаете, как добраться до Нью-Эссекса? – спросил Джордж.
– До центра доеду, а там покажете.
Оба молчали. Карин прокладывала путь сквозь утренний муравейник бостонского трафика, каким он бывал по будням. На стыке девяносто третьей северной и девяносто пятой магистралей образовалась приличная пробка; Карин шипела и бранилась, будто Нью-Эссекс грозил в любой момент испариться. Но стоило им выехать на девяносто пятую, как трасса освободилась, и тишина в салоне начала тяготить.
– Как здоровье миссис Маклин? – спросил Джордж. – Извините, не помню имени.
– Тереза. Трейси. Немного лучше. Она умирает, конечно, но на время пришла в себя. На деле это позорище: нам пришлось сообщить ей о смерти мужа. Решили не говорить, что его убили в собственном доме. Сказали, что у него случился инфаркт, и теперь молимся – лишь бы ей не стало лучше настолько, чтобы взяться за газеты или включить телевизор. Она по-прежнему мучительно угасает, но теперь еще и скорбит.
– У вас близкие отношения?
– С дядей. У него не было детей, а я росла смышленой, пробилась в магистратуру по деловому администрированию. Во время кризиса работала в «Леман бразерс»
[33]
. Дядя – возможно, из чувства вины – предложил место секретарши, пока не найду работу. По мне, так переход был неплохой.
– Почему из чувства вины?
Карин ответила не сразу.
– Не знаю, занимался ли он чем-то незаконным, но накануне ипотечного кризиса заработал фантастическую сумму. Наверно, кто-то пострадал – так он разбогател. Поэтому какая-то вина могла быть. Я слишком много болтаю.
– Он пользовался схемой Понци?
– Кто вам это сказал?
– Никто, – солгал Джордж. – Просто похоже на нее, по вашему описанию.
– Думаю, без этого не обошлось. Все это, как говорится, не для протокола.
– Меня это не касается. Мне совершенно все равно, откуда взялись деньги у вашего дяди.
Их разговору мешал свист бившего в окна ветра. Карин утопила кнопку – подняла стекла, задраивая их наглухо. В салоне вдруг повисла почти мертвая тишина. Девушка, снова замолчав, включила на минимум кондиционер. Джордж почувствовал, что ей не хочется распространяться о дядюшкином богатстве, – но ему было интересно. В конце концов, все это случилось из-за денег Маклина.
– Ваш дядя держал в ньютонском сейфе все свои алмазы? – спросил Джордж.
– Господи! Нет, конечно. Но немалую часть. Мы заклинали его положить их в банк, но он стал одержим этими алмазами, все время вынимал и любовался. Собирал их по цвету – они, знаете ли, бывают не только белые.
– Об алмазах мне известно только то, что они стоят кучу денег.
– Да, а еще их легко украсть, и еще легче – продать.
– С ними можно утаить, сколько у тебя денег.
– Послушайте… Да, он не всегда поступал этично, но состояние сколотил законным путем на инвестициях и торговле мебелью. По-вашему, я не унимаюсь только из-за денег, которые были в сейфе?
– В том числе, как мне показалось.
– Моего дядю подставили, ограбили и убили. Я хочу найти урода, который это сделал. Занялась бы этим, даже хранись в сейфе игрушечный паровозик.
– Понимаю. Сам чувствую то же.
– В любом случае, если мы вернем эти деньги, я их не возьму. Они отойдут его жене, а что написано в ее завещании, только Богу известно.
Карин повысила голос и – отметил Джордж – соответственно увеличила скорость «ауди». Они без труда покрывали девяносто миль в час, когда он указал поворот на Нью-Эссекс. Девушка умело пересекла три транспортные магистрали и вписалась в петлю съезда. Джордж направлял ее, показывая дорогу до центра Нью-Эссекса и прочь из него. На Бич-роуд велел высматривать каменную церковь. Она снова опустила стекла, и салон заполнился соленым морским воздухом. Джордж смотрел на глянцевую лазурь Атлантики, усеянную солнечными бликами. Хоть на дворе и был будний день, там обнаружилось множество лодок, владельцы которых пользовались плюсами высокого давления, изгнавшего недельную духоту.
Джорджу вдруг стало страшно. Считая дом и коттедж на улице Капитана Сойера пустышками, он не исключал, что может быть иначе – их поджидает Берни Макдональд со своим обрезом. Он напомнил себе, что, если в каком-то из домов обнаружатся малейшие признаки жизни – например, рядом будет стоять машина Берни, – нужно немедленно развернуться и уехать. Вызвать полицию. Но Джорджем руководило что-то еще, и он осознал: дело в Лиане. Это шанс снова увидеть ее; была малая, но вероятность того, что Берни Макдональд удерживал ее насильно, и Джордж, пускай без всяких оснований, еще питал слабую надежду на то, что Лиана действительно нуждалась в нем.
Он пестовал эти чаяния двадцать лет.
Они миновали церковь. На ее маленькой парковке машин не было. Джордж указал на улицу Капитана Сойера, и Карин, притормозив, резко свернула. День выдался ясный, но там, под сенью деревьев, было темно. Девушка с разгона наехала на корень, и дно автомобиля царапнуло почву. Она сбавила скорость до минимума.
– Хочешь взглянуть на коттедж? – спросил Джордж.
– Брошенный?
– Ну да, у воды.
– Нет. Поедем сразу в дом, где была девушка. Если толку не будет, проверим коттедж.
Он показал, как подъехать, и она покатила туда. Высокие сорняки, как и прежде, торчали везде из разбитой гравийной дорожки и голой почвы. Палубный дом стоял все такой же непроницаемо-темный. Гараж был заперт, ни одной машины; окна сливались с голыми бурыми стенами. Дом казался таким же нежилым, как и коттедж, разве что был в лучшем состоянии.