Марти завел двигатель минивэна. Найджел сел рядом с ним, схватил пакет с деньгами, и Марти повел машину прочь по узкому переулку, через который они приехали. «Дворники» метались по лобовому стеклу, и вода струйками стекала вниз. Оба грабителя часто и шумно дышали.
– Жалкие четыре штуки, – выдавил Марти. – Вся эта суматоха – ради четырех штук.
– Ради бога, заткнись. Не болтай об этом при ней. Тебе вообще не положено болтать. Рули себе дальше.
Когда они ехали по дороге, проходящей между крутых откосов, Джойс начала стучать ногами по металлическому полу машины. Бум, цок, бум, цок – на ней была только одна туфля.
– Прекрати этот шум, – прошипел Найджел, поворачиваясь и наставляя на нее пистолет в просвет между сиденьями. Бум, цок, бум… Пальцы Найджела были мокры от дождя и пота.
В этот момент они буквально лоб в лоб вылетели на красный «Воксхолл», направляющийся в Чилдон. Марти затормозил как раз вовремя, «Воксхолл» остановился тоже. Его водителем был молодой человек, ненамного старше Марти и Найджела; рядом с ним сидела пожилая женщина. Места, чтобы разъехаться, не было. Джойс снова начала стучать ногами. «Цок, цок, цок» – стучал по железному полу каблук с металлической набойкой. «Бум, бум, бум» – вторила ему босая пятка. К тому же девушка начала мычать через повязку.
– Черт! – выругался Марти. – Черт!
Найджел просунул руку между сиденьями по самое плечо. Он не осмеливался перелезть назад под взглядами этих людей, чьи озабоченные лица были так отчетливо видны всякий раз, когда «дворники» описывали очередную дугу на лобовом стекле. Он был так напуган, что едва понимал смысл собственных слов.
Прижав ствол к бедру Джойс, он дрожащим шепотом произнес:
– Думаешь, я не выстрелю? Думаешь, мне не приходилось стрелять? Знаешь, зачем я вернулся? Там был Грумбридж, и я его застрелил, насмерть!
– Боже помилуй, – промолвил Марти.
«Воксхолл» медленно начал сдавать назад, туда, где дорога слегка расширялась за счет углубления в откосе. Марти тронул минивэн вперед, согнувшись над рулевым колесом, лицо его застыло, зубы были крепко сжаты.
– Я убью и этих двоих в машине, – продолжал Найджел, не помня себя от страха.
– Заткнись, а? Заткнись!
Марти провел машину мимо «Воксхолла», разминувшись с ним на два или три дюйма, и в знак благодарности помахал правой рукой; рука дрожала. «Воксхолл» поехал своим путем, и Марти сказал:
– Я, наверное, рехнулся, когда решил взять тебя на это дело. Кем ты себя вообразил? Бонни и Клайдом в одном флаконе?
Найджел обругал его в ответ. Эта перемена ролей была невыносима, однако именно она смогла умерить его панику.
– Ты понимаешь, что нам надо избавиться от этой машины? Ты это понимаешь? А все потому, что ты поехал по этой чертовой дорожке шириной в дохлые шесть футов. Эти типы будут в Чилдоне через десять минут, а там уже поднялся шум, и они первым делом расскажут им о том, как разминулись с нами. Разве не так? Ну, скажи, разве не так? Есть у тебя какая-нибудь идея?
– Насчет чего?
– Насчет того, как угнать другую машину, – ответил Найджел. – Лучше всего в ближайшие пять минут, если ты не хочешь провести лучшие годы жизни в тюрьме, безмозглый кретин.
Миссис Берроуз позвонила мужу в офис в Стэнтвиче и спросила его, правильно ли, по его мнению, будет положить деньги тети Джин на накопительный счет по программе банка «Энглиан-Виктория». Муж ответил, что миссис Берроуз может делать так, как считает нужным, раз уж не доверила эти деньги ему, чтобы он вложил их куда-нибудь для нее, а теперь пусть поступает, как хочет. Так что в два часа миссис Берроуз села в свой «Скимитар» и в пять минут третьего приехала к отделению «Энглиан-Виктория». Дверь все еще была закрыта. Обзаведясь своими деньгами и возможностью не зависеть больше от денег мужа, миссис Берроуз ощущала себя важной персоной, с которой следует считаться, и эта задержка разозлила ее. Она постучала в дверь, но никто не вышел, и было слишком сыро, чтобы стоять на улице. Она посидела в «Скимитаре» еще пять минут, но двери так и не открылись, поэтому женщина снова вышла из машины и заглянула в окно здания. Стекло было матовым, но надпись «Энглиан-Виктория» сделали прозрачной, буквы Э и В переплетены виноградными листьями, а над надписью красовалась корона. Миссис Берроуз заглянула сквозь палочку буквы В и увидела, что кассы опустошены, а их ящики валяются на полу. Тогда женщина на полной скорости помчалась к полицейскому участку, находящемуся в двухстах ярдах дальше по деревенской улице, испытывая неимоверный восторг и гордость собою.
К тому времени красный «Воксхолл» уже миновал Чилдон на пути в Стэнтвич. Его вел молодой человек по имени Питер Джонс, он вез свою мать в центральную больницу Стэнтвича – она намеревалась навестить лежащую там сестру. Они повстречали полицейскую машину с мигающей синей лампой и завывающей сиреной и едва разминулись с нею, будучи куда ближе к ДТП, чем с минивэном до того. Эти два несостоявшихся столкновения были предметом разговоров между Питером и его матерью на всем пути до больницы.
Без девяти три полиция позвонила миссис Элизабет Калвер и сообщила ей, что банк был ограблен, а ее дочь пропала. Миссис Калвер ответила, что с их стороны было весьма любезно столь безотлагательно известить ее. Полицейские добавили, что намерены уведомить также ее мужа, работавшего бригадиром на одном из производственных предприятий Стэнтвича. Миссис Калвер поднялась на второй этаж дома и повесила обратно в гардероб платье, которое собиралась надеть в этот вечер, потом позвонила в отель «Толл-Хаус» и сообщила, что отменяет вечеринку в честь серебряной свадьбы. Она собиралась позвонить также своим сестрам, своему брату и подруге, которая двадцать пять лет назад была свидетельницей на свадьбе, но поняла, что не сможет этого сделать. Ее муж приехал полчаса спустя и обнаружил, что Элизабет сидит на кровати, молча смотрит на гардероб, а по щекам ее катятся слезы.
Памела Грумбридж гладила рубашки Алана и периодически обсуждала со своим отцом, почему никто не взял трубку, когда она звонила в банк без двадцати два, в два и еще раз в три. В промежутках между обсуждениями она думала о статье, которую читала в журнале: статья рассказывала, как переводить цветные рисунки на керамическую плитку.
Уилфред Саммит пил чай. Он предположил, что Алан ушел на обед.
– Он никогда не ходит обедать, – возразила Пэм. – Ты же знаешь – ты сидел на кухне, когда я делала для него сэндвичи. Кроме того, в банке оставалась бы еще кассирша, Джойс.
– Телефон сломался, – не сдавался Папа. – Вот именно, телефон вышел из строя. А все из-за того, что линии перегружены. Если бы все было по-моему, только ответственным налогоплательщикам старше тридцати лет разрешено было бы ставить дома телефон.
– Не знаю. Думаю, это забавно. Я подожду до половины четвертого и позвоню еще раз.
Папа сказал: мол, помяните его слово, телефон сломан, вышел из строя, ему пришел капут, и такого не случилось бы, если бы власть была у военных, и было бы здорово, если бы воскрес Уинстон Черчилль, и фельдмаршал Монтгомери ему в помощь, добрый старый Монти, конечно, под властью королевы, под властью Ее Величества. А может быть, это просто из-за дождя, который льет как из ведра, льет, как будто наверху трубы прорвало. Пэм не ответила ему. Она размышляла, будет ли цветной рисунок на плитке перманентным или смоется со временем. Она хотела бы попробовать сделать так в своей ванной комнате, но только не в том случае, если рисунок частично смоется, нет, спасибо, это будет выглядеть куда хуже, чем просто белая плитка.