Вторжение в рай - читать онлайн книгу. Автор: Алекс Ратерфорд cтр.№ 44

— Ну, как успехи в верховой езде?

Ответом было молчание.

— Я приказал сделать из тебя конного воина.

Опять молчание.

— И я не привык к тому, чтобы мне не повиновались!

Бабур был озадачен. Парень показался ему смышленым и энергичным, но похоже, из него ничего не получилось. Правитель хотел помочь ему проявить себя, думая, что углядел в нем искру, но, видимо, ошибся. Этот малый туп, как кочан капусты, какими он торговал в прошлом. Разочарованный, Бабур уже было отвернулся, но тут заметил на его высокой скуле синяк.

— Погоди. Это у тебя откуда?

— Твой начальник конюшен приложил кулаком.

— За что?

Бабури наконец поднял на него глаза.

— Я сказал ему, что хочу научиться ездить верхом и стать воином. А он сказал, что я гожусь только выгребать навоз из стойла.

— А ты сказал ему, что такова была моя воля?

— Боюсь, только попытался. Думал, он меня выслушает, но не тут-то было: я только рот открыл, как схлопотал по лицу. Все, что я мог, это сдержаться и не дать ему сдачи. Объяснять что-либо, а уж тем паче упрашивать, не имело смысла. Я знал, что, если ты всерьез хотел видеть меня воином, со временем все образуется. Ну а если нет… конюшни все-таки получше, чем кухня.

Бабур повернулся к одному из телохранителей.

— Али-Гошта ко мне!

Через несколько мгновений Али-Гошт, выходец из племени сагричи, происходивший, как и сам Бабур, от Чингисхана и славившийся своим искусством во всем, что касалось лошадей, преклонил колени перед правителем. Про этого человека говорили, что он в состоянии приучить к седлу любого необъезженного жеребца всего за пару дней. Али-Гошт был верным и добросовестным служакой, но отличался гордостью и вспыльчивым нравом, и молодой эмир подозревал, что Бабури просто выбрал неподходящее время или не совсем уместный тон, чтобы обратиться со своим вопросом. Все всякого сомнения, Али-Гошт счел того самонадеянным хвастуном, благо считалось, что это присуще большинству выходцев из клана барин.

«Тут и моя вина, — подумал Бабур. — Приказы надо отдавать яснее».

— Я хочу, чтобы этот человек стал воином моей конницы. Обучение начнем прямо сейчас. Пусть ему подадут коня из моей конюшни.

— Слушаюсь, повелитель.

Спустя двадцать минут Бабур и Бабури, изо всех сил старавшийся не упасть с выделенной ему спокойного нрава кобылы, выехали из города в сопровождении державшейся чуть позади стражи. День стоял теплый, над пятнавшими луга и наполнявшими воздух ароматом вкраплениями белого клевера жужжали пчелы. Натянув поводья, Бабур обернулся в седле, посмотреть, каковы успехи юноши. Тот уже сидел малость ровнее да и за гриву кобылы больше не цеплялся.

— Управляй коленями. Лодыжки внутрь, пятки вниз, ноги в стремя.

Бабури, сосредоточенно хмурясь, кивнул. Он обладал природной ловкостью, и со временем из него должен был получиться превосходный наездник. Но что за жизнь вел он до настоящего времени, Бабуру трудно было себе представить. В его памяти всплыл образ тощего старика, торговавшего заплесневелыми луковицами на площади в Самарканде, куда он проник через подземный ход. Может, и Бабури был в то утро где-то на этой площади?

— Давай! — крикнул Бабур. — Поспеши!

— Непременно, повелитель… если смогу уговорить кобылу.

Несколько дней спустя Бабур, передав своего коня конюху возле конюшни, приметил внутри Бабури, который наклонившись, спиной к нему, старательно чистил ноги своей лошади. Тихонько подойдя к нему, он протянул руку, чтобы хлопнуть его по плечу и спросить, как успехи. Но, едва сделал это, его рука была перехвачена и вывернута, а Бабури резко развернулся и, только увидев, кто перед ним, отпустил его и пал на колени.

— Прости меня, повелитель. Я не знал, что это ты.

— Конечно, не знал. Но почему ты вообще так реагируешь?

— Непроизвольно. Уличный мальчишка быстро усваивает, что если кто-то подкрадывается к нему сзади, нужно реагировать быстро, чтобы защитить то, что имеешь — еду, монетку или даже свою свободу. Всегда полно людей, готовых похитить ребенка и продать в рабство, а то и того хуже.

— Неужели о тебе некому было позаботиться?

— После смерти матери некому. Иногда люди бывали добры ко мне, но чаще, когда сами чего-то от меня хотели, пусть даже просто благодарности или лести, чтобы что-то для них сделал. На кого на самом деле можно было положиться: узнать, где задняя дверь в пекарню, чтобы стянуть каравай, или хорошее место, где можно укрыться зимой от холода, — так это на таких же уличных мальчишек, но даже они в первую очередь заботились о себе.

— Неужели люди на самом деле так себялюбивы?

— Ну, возможно, в чем-то я преувеличиваю, были же у меня друзья, — промолвил Бабури и с кривой улыбкой добавил: — А что, разве при дворе по-другому? На всех ли своих советников ты можешь безоглядно положиться? Нет среди них таких, кто ставит свои интересы выше твоих, во всем добивается для себя выгоды, наград и преимуществ и стремится возвыситься над равными себе? А разве твои соседи-правители и родственные тебе, и нет, стоит тебе отвлечься, не вторгаются в твои владения, стараясь поживиться, чем только можно, как я в пекарне, когда пекарь кого-нибудь обслуживает?

Бабур нахмурился, невольно вспомнив о своем единокровном брате Джехангире и других родичах, Тамбале и Махмуде.

— Все-таки я предпочитаю жить в замке, а не на улице. И ты тоже, иначе бы тебя здесь не было.

— У меня, по крайней мере, есть выбор. А ты или вождь, или никто. Жить тихо-мирно ты не сможешь никогда: тебя сочтут слабым и убьют. Я же свободен сам выбирать свою судьбу, так что выбора у меня больше, хотя, конечно, возможности не такие манящие. Да, я предпочел остаться здесь, но это не значит, что здесь жизнь устроена по-другому.

— Ты прав. Отец, бывало, говорил, что люди чрезмерно заботятся о собственной выгоде, и, по моему разумению, это относится к владыкам и нищим в равной степени.

С этими словами Бабур отвернулся и ушел, довольный тем, что последнее слово осталось за ним.

Как уже дюжину раз за последние недели, молодой эмир наматывал себе на талию отрезок грубой синей материи. Его черные штаны были обтрепаны снизу, а кожаная безрукавка, надетая поверх линялой туники, заношена и вытерта.

— Будь осторожен, повелитель.

Вид у Вазир-хана был встревоженный.

Бабур понимал, что тот не одобряет эти ночные вылазки, а еще больше его сближения с Бабури, на пару с которым он их и совершал. Но для него они уже становились привычной возможностью проникнуть в жизнь своего народа.

— Буду.

Он улыбнулся своему старому другу, выскользнул из комнаты и по узкой черной лестнице поспешил вниз, в маленький дворик на задворках крепости, где они условились встретиться. Там в темноте его уже ждал Бабури.