Вид с метромоста - читать онлайн книгу. Автор: Денис Драгунский cтр.№ 82

Про машину, одежду и любимую девушку я уже и не говорю.

В общем, вышло, что мне позарез нужен второй миллион. И третий тоже.

А сегодня мне кажется, что я умру или сойду с ума, если у меня не будет миллиарда.

И добро бы я занимался чем-то, что меня заводит! Как некоторые – самолетами, сталью или пивом. Счастливые люди. А я просто спекулянт-универсал. Купил подешевле, перепродал подороже. Скучно, глупо и опасно. Но никуда не денешься. Сначала человек делает деньги, потом деньги делают человека, а в конце концов деньги делают деньги, а я так, пристегнут к процессу».

– Не вешай носа! – сказал я. – Наживешь миллиард – остановись. И вернись к своим занятным идеям в области экономической теории…

– Нехорошо дразниться, – сказал он.

сон на 1 сентября 2012 года

Мне часто снятся книги. Вот опять приснился роман.

Толстая книга в светло-сером картонном переплете с матерчатым корешком, как издавали в пятидесятые-шестидесятые годы. Автора не помню, название тоже.

Но сам роман довольно интересный.

Про то, как скромный человек мирной профессии – вроде экономист-плановик, а может, зав. библиотекой, негодный по здоровью к военной службе, – вдруг оказался «под немцами». Поскольку жил на западной границе, в маленьком городе, который оставила Красная армия буквально в первые дни войны, а еще через неделю фронт откатился километров на полтораста к востоку.

У него жена и сын-школьник.

Он не еврей, не коммунист.

Однако жить-то надо. Кормить семью.

Он и живет. Устраивается, смешно сказать, директором театра. В театре ставят классику. Чехов, Островский, Шекспир. Сказки Гофмана – для детей.

Он никого не убивает, не доносит на нелояльных сослуживцев, но и не пытается связаться с подпольем, не прячет тех, кому грозит смерть. Впрочем, никто не обращается к нему за помощью. Он вообще сомневается, что антифашистское подполье на самом деле существует: так, во всяком случае, он отвечает сыну. И говорит, что нормальный человек должен жить нормально. Не лезть на рожон из принципа, но избегать прямых и явных подлостей.

Жена вообще не задает ему вопросов.

В сорок четвертом они всей семьей бегут в Германию вместе с отступающими немцами. Там, изрядно помыкавшись, они находят пристанище в маленьком городке на границе с Францией; живут тусклой жизнью трудящихся бюргеров.

Всё.

Итак, мне приснилось, что я сижу в большой светлой комнате. Круглый стол, и за ним человек десять. Это литературные критики, кажется. Идет обсуждение вот этого романа.

Дело происходит в начале шестидесятых, но я уже взрослый. Не такой старый, как сейчас, но и не двенадцатилетний мальчишка. Мне лет тридцать или сорок. Во всяком случае, в разговоре я участвую на равных.

Все кричат: «Публикация этого романа – ошибка!», «Кто редактор, как могли допустить?», «Это очень вредная книга!», «Это апология предательства!»

– Почему апология? – говорю я. – Автор его не оправдывает.

– Он ему сочувствует! – слышу в ответ. – Кстати, зачем он пишет от первого лица? От лица этого негодяя? Автор сам в глубине души предатель!

– Что вы! – говорю я. – Это книга о том, что нельзя выбирать «наименьшее зло».

– А раз так, почему автор оставил героя жить? Даже подарил ему домик на берегу реки? Вот если бы в эшелон попала бомба, или его бы пристрелил пьяный эсэсовец! Тогда другое дело.

– Маленькое зло очень часто остается безнаказанным, – говорю я.

– Вот и выходит апология предательства! – заключает мой оппонент.

– Да, да, да! – кричат все. – Вредная книга! Враждебная книга!

Чувствую, что не смогу их переубедить.

Германия. Зимняя сказка

Эту историю мне рассказал один старик:

«Девушка семнадцати лет каталась на лыжах и случайно заехала на территорию воинской части: там были ворота открыты. Навстречу ей вышел лейтенант, и всё объяснил, и проводил до выхода.

Они сразу влюбились друг в друга. Понятно – оба молодые, снег, лыжня, румяные щеки, вся жизнь впереди. Они стали встречаться. Встречались по-тихому месяца три, пока ей не исполнилось восемнадцать. Потом он написал рапорт, что хочет жениться. Но ему запретили.

Потому что дело происходило в 1957 году в ГДР. Он был советский офицер, а она немка. „С фашисткой спутался?“ – спросил майор. Лейтенант стал объяснять, что она комсомолка, и вообще это новая демократическая Германия. Но его отправили на родину.

Она, конечно, поплакала. Письма ему писала первое время.

Потом вышла замуж. Трое детей. Внуки. Потом ее муж скончался, и она увидела, что жизнь прошла незаметно и скучно, и только и было что вспомнить, так этот лейтенант, по имени Серёжа.

„Да, муж и дети – это было прекрасно, – говорила она своей новой подруге; русской, кстати, из русских немцев, приехавшей во внезапно открывшийся фатерланд. – Да, я любила мужа, у меня еще, скажу по секрету, кое-кто был, но Серёжа… Серёжа был прекрасней всех“.

Вот такую фразу она повторяла своей русской подруге, и подруга надоумила ее Серёжу разыскать. Вдруг он тоже вдовец, и можно будет прожить еще одну жизнь, в дополнение к той, что уже кончилась.

И она его нашла!

Написала в газету, в тот город, где он так и жил.

Он в самом деле оказался вдовцом.

Они встретились, ей было пятьдесят, ему побольше, конечно. Одно плохо – он здорово пил. Сначала держался. А потом совсем съехал. Она, бедная, его лечила. А когда не получалось, бегала ночью по городу, искала водку».

– Откуда такие подробности? – спросил я у своего собеседника.

– Она сама рассказала, – сказал он. – Я в девяносто втором работу потерял и стал на машине калымить. В смысле бомбить. И вот зима, ночь, и вдруг женщина голосует. Худая, светлая, лет пятьдесят. Я сразу понял – иностранка. По чему? Да по всему. По лицу.

– Мне нужно водку! – говорит с акцентом. – Покупать водку!

А где в два ночи водку возьмешь?

– Ладно, – говорю, – поехали.

У меня дома была бутылка. Поднялся, зашел тихонько, чтоб своих не разбудить. Спустился. Отдал, взял деньги. Ну и слово за слово. Говорят, иностранцы скрытные. Не знаю. В общем, прорвало тетеньку. Всё выложила.

– А потом, – продолжал он, – моя дочка с мужем в Германию уехала, на ПМЖ. В тот самый городок. Приехал в гости. Встретил ее на улице. Она меня узнала, прямо сразу! Этот Серёжа умер, от водки. Она опять одна. Такая жизнь. Эх, жизнь! А ведь хорошая женщина! Красивая, умная, душевная.