Брак по-австрийски. Исповедь эмигрантки - читать онлайн книгу. Автор: Юлия Петрова cтр.№ 38

Я шумно сглотнула. Когда он злился, мой мозг разом отключался.

– То есть я хотела сказать… на заправке.

– Ну отлично, что на заправке! Там и оставайся! Я скоро приеду.

– Хорошо, – тихо ответила я.

– И Мария… – уже чуть спокойнее добавил он. – У тебя поразительный талант создавать мне проблемы. Попытайся, пока я еду, больше ни во что не вляпаться.

– Хорошо.

Все ушло. Осталась только безграничная усталость. И боль.

Я покорно ждала Петера в машине минут двадцать. Он приехал за мной и отвез меня домой. Машину как-то откатили в шиномонтаж. По счастливейшему стечению обстоятельств он оказался на той же самой улице, совсем недалеко.

Когда Петер закончил с делами и вернулся домой, я уже не могла с ним ругаться. У меня поднялась температура. Я плакала и просила хоть что-то мне объяснить.

Петер снисходительно покачал головой, погладил мои волосы и назвал меня маленьким ребенком. Про историю с бывшей он сказал, что я ничего не поняла. Что все осталось в прошлом, а на вещи, которые он не убрал, ему абсолютно наплевать. И были они в квартире только потому, что он о них забыл за ненадобностью. Его голова была занята совершенно другими вещами – нашей новой жизнью. А мелочи из прошлого могли подождать. Но, чтобы я больше не расстраивалась, он пообещал все выбросить.

И я поверила. Или просто хотела убедить себя в том, что поверила, – иначе все это не укладывалось у меня в голове. И я не стала спрашивать Петера о фотографиях с выколотыми глазами, о прокладках в шкафу и о том, почему он хотел назвать меня Ванессой в день моего первого приезда. В конце концов, наша семья была важнее. И я готова была на все ради нее – даже убедить себя, что я дура и сама во всем виновата.

А когда Петер сказал, что любит меня, и подарил мне короткий поцелуй, я и вовсе растаяла.

Кактус – это глубоко разочарованный в жизни огурец.

Народное творчество

На некоторое время все успокоилось. Я свыклась со своим новым имиджем и каким-то образом сумела убедить себя, что все случившееся – досадное недоразумение. Петер был внимательным, делал мне милые подарочки, а как-то раз принес букет цветов и написал маленькую любовную записочку. На выходные мы ездили в небольшие поездки по Тиролю и слушали в машине музыку, которая нравилась нам обоим – «Toto», «Foreigner» и «ELO». Правда, периодически странный юмор Петера все же прорывался. И когда начиналась, к примеру, песня «Evil Woman» [12] он говорил: «Давай подпевай, это же про тебя». Но я научилась стоически выносить подобные заявления. Более того, мне уже казалось, что они меня больше совсем не обижают.

С вождением получалось все лучше и лучше. Сразу после аварии я некоторое время боялась садиться за руль, но мне удалось побороть этот страх. Петер уладил все неприятности с полицией и обещал об этом больше не вспоминать. Так что я осмелела и стала водить уже гораздо увереннее.

Немецкий тоже пошел бодрее. Я по-прежнему не любила его, но уже делала первые попытки общаться. Все затруднялось тем, что в Тироле практически в каждой деревне существовал свой диалект. И частенько сами местные не понимали друг друга – что уж говорить обо мне! Но я честно старалась. Многие меня хвалили. Но Петер оставался строгим критиком и требовал куда большего усердия. Так что я бросалась на амбразуру языковых курсов еще отчаяннее.

Но хрупкое равновесие вскоре снова пошатнулось.

И это совпало по времени с тем моментом, когда Петер уволил уборщицу.

Эта азиатка начала работать у нас сразу после нашего приезда из Ливана. Она была то ли филиппинкой, то ли индонезийкой – в общем, откуда-то с островов. Если честно, я была против ее кандидатуры и попросила Петера найти кого-то местного. Но он обвинил меня в барских замашках и чрезмерной разборчивости. Эту женщину рекомендовала его клиентка, владелица клининговой фирмы. Азиатка работала уборщицей уже несколько лет, а в Австрии жила и того больше. У нее тут были муж и ребенок. Казалось бы, все о’кей. Но мне она сразу не понравилась.

А с течением времени неприязнь только усилилась. Уборщица постоянно ходила за мной по дому и что-то рассказывала, работала как-то лениво, приходила позже и уходила раньше условленного времени. А однажды она разбила утюг и сложила его так, будто ничего не произошло. Я поняла все только тогда, когда взяла его, чтобы погладить Петеру рубашку, и отвалившееся днище упало прямо мне на ногу.

Но все это было лишь полбеды. Самое неприятное началось после того, как я начала замечать, что кто-то роется в моих вещах.

В первый раз у меня зародились подозрения, когда я недосчиталась десяти евро в кошельке. Затем новенькая упаковка носовых платков в моем бельевом ящике оказалась вскрыта и выпотрошена. Я рассказала об этом Петеру, но тот лишь отмахнулся, решив, что мне все привиделось.

И все же вскоре он должен был признать, что с уборщицей творится какая-то ерунда. Как-то раз мы приехали из супермаркета, разгрузили продукты и пошли прогуляться. А когда вернулись, половина только что купленных кексов была сожрана. Тут уж все было очевидно. Кроме одного, конечно, – как можно быть такой дурой?

Петер позвонил хозяйке фирмы, а та вызвала свою работницу на ковер. Азиатка расплакалась и очень быстро во всем призналась – и в том, что ела нашу еду, и в том, что рылась в моих вещах. На вопрос, почему она это делала, та ответила, что это ее заставил злой дом. Мол, она уже давно прибирается в самых разных местах, но у нас в нее словно кто-то вселился и вынудил все это сделать. И что в нашем доме ей всегда было грустно и неуютно.

Ее быстренько уволили.

Узнав про эту историю, я и сама взгрустнула. Действительно, этот дом влиял на людей. Я и сама чувствовала себя здесь как-то… не так. Временами мне хотелось убежать отсюда, но мне казалось, что дом в меня просто врос. Или это я в него вросла. И что я сама никогда не смогу отсюда уйти. Даже если придется. Проще будет закопаться под фундамент, чтобы остаться тут навсегда. Это чувство пугало. Постепенно я начинала чувствовать себя в золотой клетке, которая полностью мной завладела. Я никогда не была суеверной. Но после ухода уборщицы сказала Петеру скорее для шутки:

– Ну вот, теперь она нас проклянет, и нам конец!

Эти слова оказались будто пророческими.

* * *

Все полетело к черту очень скоро. Говоря это, я имею в виду окончательно и бесповоротно. Если раньше у нас были проблемы, которые удавалось пусть и не решать, но хоть как-то улаживать, то теперь настал окончательный и беспросветный трындец!

Вначале оказалось, что моя «новая старая» машина поломалась. Вскоре она стала глохнуть без всякой видимой на то причины. Причем делала это как-то выборочно, словно назло мне. Стоило Петеру сесть за руль – все работало отлично. Стоило сесть мне – машина будто специально умирала во время переключения передач. Не говоря о том, что это было очень опасно, у меня снова пошатнулась вера в себя. Особенно потому, что Петер мне не верил и думал, будто я сама виновата. Он специально садился рядом, машина постепенно замедлялась, а он орал на меня: «Ну что же ты спишь, жми на газ!» Конечно, это сопровождалось и параллельными выкриками в стиле «Все бабы дуры!», что вскоре довело меня до истерики. Однажды под аккомпанемент Петеровой ругани я просто встала посередине автобана, давясь слезами. От ужаса Петер завизжал, как девчонка, и в буквальном смысле попытался вылезти в окно. А потом, когда я все же как-то дотащилась до заправки, обвинил меня во всех смертных грехах и впервые в жизни выдал эту чудовищную фразу: «Я с тобой разведусь». Только неимоверными мольбами я сумела упросить Петера отдать машину на диагностику. И что же выяснилось? После тщательного осмотра вскрылся небольшой дефект в электронике. Эта проблема вроде как отпала, хотя я не дождалась ни извинений, ни раскаяния. Но сразу возникли другие.