Сатори в Париже. Тристесса - читать онлайн книгу. Автор: Джек Керуак cтр.№ 30

«Она через неделю опять сядет на дурцефалы», говорит Бык – «Но я ей больше не дам» – Проглатывает один сам —

«А ты их зачем жрешь!» ору я.

«Потому что я умею, я уже сорок лет торчу»

Настает затем роковая ночь —

Я уже наконец-то в такси и только на улице сказал Тристессе, что люблю ее – «Yo te amo» – Никакого ответа – Она лжет Быку и говорит ему, что я сделал ей гнусное предложение, сказав «Ты спала со многими мужчинами, почему не поспать со мной» – Ничего подобного я никогда не говорил, только «Yo te amo» – Потому что я и впрямь ее люблю – Но что с нею делать – До сонников она никогда раньше не врала – Фактически раньше молилась и ходила в церковь —

Я махнул на Тристессу рукой, и в тот день, Бык болеет, мы ловим такси и едем в трущобы найти Эль-Индио (Мрачного Мерзавца, как его зовут в этом ремесле), у кого всегда что-нибудь есть – У меня вечно имелось тайное подозрение, что и Эль-Индио Тристессу любит – У него красивые взрослые дочери, он лежит в постели за хлипенькими занавесками с широко распахнутой в мир дверью, улетает по М, старшая его жена встревоженно сидит на стуле, горят иконы, ведутся перепалки, стонет, сплошь под бесконечными мексиканскими небесами – Мы приходим к нему в кубло, и старая его жена рассказывает нам, что она его жена (мы не знали), а его дома нет, поэтому мы садимся на каменные ступеньки чокнутого дворика, где полно вопящей детворы и пьяни, и бабья со стиркой, и банановых шкурок, можно подумать, и ждем там – Быку так плохо, что вынужден пойти домой – Высокий, сутулый, колдун труповидный, уходит он, оставив меня сидеть пьяным на камне, рисовать картинки детей в блокнотике —

Затем выходит что-то вроде хозяина, дородный дружелюбный дядька, со стаканом пульке, двумя стаканами, убеждает меня заглогнуть мой с его вместе, я пью, бац, залпом, кактусовый сок каплет у нас с губ, он меня опережает, не успеваю я толком – Женщины смеются – Там большая кухня – Он выносит мне еще – Я выпиваю и рисую детей – Предлагаю деньги за пульке, но они брать не хотят – Во дворике начинает темнеть —

Я уже заглотил пятерик вина по пути сюда, это у меня один из дней пьянства, мне скучно, и грустно, и потерянно – к тому же, три дня я художествовал и рисовал карандашом, мелком и акварелями (моя первая сознательная попытка), и я без сил – Набросал маленького бородатого мексиканского художника в его хижине на крыше, и он вырвал картинку из большого блокнота оставить себе – Мы с утра пили текилу и рисовали друг друга – С меня он нарисовал нечто вроде туристского наброска, где показано, какой я молодой, и симпатичный, и американский, я не понимаю (он хочет, чтоб я его купил?) – С него я рисую жуткую апокалиптическую чернобородую рожу, также тело его, крохотно скрученное на краешке кушетки, О небеса и потомки рассудят все это искусство, чем бы ни было оно – В общем, я рисую одного конкретного маленького мальчика, который не желает стоять спокойно, затем принимаюсь рисовать Деву Мадонну —

Возникает еще парней, и они меня приглашают в большую комнату, где большой белый стол весь в чашках с пульке, а на полу открытые чайники его – Поразительны там лица – Я думаю «Хорошенько проведу тут время, а сам прямо у порога Эль-Индио и поймаю его Быку, когда вернется домой – и Тристесса тоже придет —»

Borracho, мы опустошаем большие чашки кактусового сока, и есть старый певец с гитарой, со своим юным апостолом-мальчиком с толстыми чувствительными губами и большая толстая хозяйка, словно из Раблэ и Рембрандтова Средневековья, которая поет – Вожак этой громадной банды пятнадцати, похоже, Панчо Вилья за концом стола, красное глиняное лицо, совершенно круглое и жизнерадостное, но мексикански совиное, с чокнутыми глазами (мне кажется) и в дикой красной клетчатой рубашке, и вроде как всегда экстатически счастливый – Но рядом с ним иные, более зловещие подручные какого-то сорта, на них я гляжу вдоль стола намертво в глаза и тостую, и даже спрашиваю «Que es la vida? Что есть жизнь?» – (доказать, что я философичен и толков) – Меж тем мужчина в синем костюме и синей шляпе, похоже, самый дружелюбный, манит меня в туалет на качкую беседу за мочой – Запирает дверь – Глаза его глубоко впали в пухлые трепанные глазницы У. К. Филдза – «глазницы» тут слишком чистое слово – но коварная пара смешных глазок, к тому ж гипнотизер, я не могу отвести от него взгляд, мне он продолжает нравиться – до того мне он нравится, что когда берет у меня бумажник и отсчитывает мои деньги, я смеюсь, чутка суечусь, пытаясь у него их снова забрать, он отстраняет меня, считая – остальные пытаются проникнуть в туалет – «Это Мексика!» говорит он. «Будем тут, если нам нравится» – Когда он отдает мне бумажник, я вижу, что деньги по-прежнему в нем, но клянусь на Библии Богом, Буддой, всем, что вроде как должно быть свято, в реальной жизни больше не было денег в том бумажнике (бумажник, фигашник, просто кожаный складень для дорожных аккредитивов) – Он оставляет мне каких-то денег, потому что потом я даю двадцать песо крупному жирному парняге и велю ему сходить наружу и срастить марихуаны для всей компании – Он тоже постоянно заводит меня в туалет на искренние измышлизмы, как-то у меня пропадают темные очки —

Наконец Синяя Шляпа у всех на глазах просто выхватывает мой блокнот из кармана моей (Быковой) куртки, как бы в шутку, карандаш и все дела, и сует к себе в карман и пялится на меня, коварный и смешной – Я на самом деле не могу удержаться от смеха, но потом все же говорю «Ладно, ладно тебе, отдавай мне мои стихи» и сую руку ему в куртку, а он выворачивается, и я тянусь снова, а он не дает – Я отвертываюсь к самому достопочтенному там на вид человеку, фактически единственному, который сидит со мной рядом: «Вы не предпримете ответственность за возвращение моих стихов».

Он отвечает, что предпримет, не понимая, что я говорю, но я пьяно допускаю, что так он и сделает – Меж тем в пьяном сверке экстаза я швыряю на пол пятьдесят песо, дабы что-то доказать – Позже бросаю два песо на пол со словами «Это на музыку» – Все заканчивается тем, что их скармливают двум музыкантам, но я слишком возгордился, все обдумав, чтоб тоже ползать искать свои 50 песо, но вы сами увидите, это просто на тот случай, если захочется, чтоб меня ограбили, странная такая экзальтация и пьяная сила: «Плевать мне на деньги, я Царь всего света, ваши маленькие революции я поведу за собой сам» – Над этим я начинаю трудиться, задружаясь с Панчо Вильей, и, братишка, сколько ж тут стучат чашками друг о друга и обнявшись-опрокидывают, и поют – И к этому времени я уже слишком оглупел проверять свой бумажник, но все центы до единого из него пропали – Я до ужаса горжусь меж тем, показывая, до чего ценю эту музыку, даже барабаню по столу – Наконец выхожу с Толстым Мальчуганом потолковать в туалет, и только мы выходим, как по ступенькам поднимается странная женщина, неземная и бледная, медлительная, величественная, ни молодая и ни старая, не могу глаз от нее отвести и, уже осознав, что это Тристесса, все пялюсь и пялюсь и не могу понять этой странной женщины, и похоже, она пришла меня спасти, но пришла она лишь за вмазой от Эль-Индио (кто, кстати, уже, по собственной воле, отправился к Быку за две мили от него) – Я покидаю веселую банду ворья и следую за своей любовью.